Жил в одном селе старик и было у него три сына. Они растили пшеницу и продавали ее на базаре. Но вот повадился кто-то по ночам пшеницу в поле топтать…
Часть первая. Начинается сказка сказываться…
За горами, за лесами,За широкими морями,Против неба — на землеЖил старик в одном селе.У старинушки три сына:Старший умный был детина,Средний был и так и сяк,Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницуДа возили в град-столицу:Знать, столица та былаНедалече от села.Там пшеницу продавали,Деньги счетом принималиИ с набитою сумойВозвращалися домой.
В долгом времени аль вскореПриключилося им горе:Кто-то в поле стал ходитьИ пшеницу шевелить.Мужички такой печалиОтродяся не видали;Стали думать да гадать —Как бы вора соглядать;Наконец они смекнули,Чтоб стоять на карауле,Хлеб ночами поберечь,Злого вора подстеречь.
Вот, как стало лишь смеркаться,Начал старший брат сбираться:Вынул вилы и топорИ отправился в дозор.
Ночь ненастная настала,На него боязнь напала,И со страхов наш мужикЗакопался под сенник.
Ночь проходит, день приходит;С сенника дозорный сходитИ, облив себя водой,Стал стучаться под избой:«Эй вы, сонные тетери!Отворяйте брату двери,Под дождем я весь промокС головы до самых ног».Братья двери отворили,Караульщика впустили,Стали спрашивать его:Не видал ли он чего?Караульщик помолился,Вправо, влево поклонилсяИ, прокашлявшись, сказал:«Я всю ноченьку не спал;На мое ж притом несчастье,Было страшное ненастье:
Дождь вот так ливмя и лил,Рубашонку всю смочил.Уж куда как было скучно!..Впрочем, все благополучно».Похвалил его отец:«Ты, Данило, молодец!Ты вот, так сказать, примерно,Сослужил мне службу верно,То есть, будучи при всем,Не ударил в грязь лицом».
Стало сызнова смеркаться;Средний брат пошел сбираться:Взял и вилы и топорИ отправился в дозор.Ночь холодная настала,Дрожь на малого напала,Зубы начали плясать;Он ударился бежать —И всю ночь ходил дозоромУ соседки под забором.Жутко было молодцу!Но вот утро. Он к крыльцу:«Эй вы, сони! Что вы спите!Брату двери отворите;Ночью страшный был мороз,-До животиков промерз».Братья двери отворили,Караульщика впустили,Стали спрашивать его:Не видал ли он чего?Караульщик помолился,Вправо, влево поклонилсяИ сквозь зубы отвечал:«Всю я ноченьку не спал,Да, к моей судьбе несчастной,Ночью холод был ужасный,До сердцов меня пробрал;Всю я ночку проскакал;Слишком было несподручно…Впрочем, все благополучно».И сказал ему отец:«Ты, Гаврило, молодец!»
Стало в третий раз смеркаться,Надо младшему сбираться;Он и усом не ведет,На печи в углу поетИзо всей дурацкой мочи:«Распрекрасные вы очи!»
Братья ну ему пенять,Стали в поле погонять,Но сколь долго ни кричали,Только голос потеряли:Он ни с места. НаконецПодошел к нему отец,Говорит ему: «Послушай,Побегай в дозор, Ванюша.Я куплю тебе лубков,Дам гороху и бобов».Тут Иван с печи слезает,Малахай свой надевает,
Хлеб за пазуху кладет,Караул держать идет.Поле все Иван обходит,Озираючись кругом,И садится под кустом;Звезды на небе считаетДа краюшку уплетает.
Вдруг о полночь конь заржал…Караульщик наш привстал,Посмотрел под рукавицуИ увидел кобылицу.Кобылица та былаВся, как зимний снег, бела,Грива в землю, золотая,В мелки кольца завитая.«Эхе-хе! так вот какойНаш воришко!.. Но, постой,Я шутить ведь, не умею,Разом сяду те на шею.Вишь, какая саранча!»И, минуту улуча,К кобылице подбегает,За волнистый хвост хватаетИ прыгнул к ней на хребет —Только задом наперед.Кобылица молодая,Очью бешено сверкая,Змеем голову свилаИ пустилась, как стрела.Вьется кругом над полями,Виснет пластью надо рвами,Мчится скоком по горам,Ходит дыбом по лесам,Хочет силой аль обманом,Лишь бы справиться с Иваном.Но Иван и сам не прост —Крепко держится за хвост.
Наконец она устала.«Ну, Иван, — ему сказала,-Коль умел ты усидеть,Так тебе мной и владеть.Дай мне место для покоюДа ухаживай за мноюСколько смыслишь. Да смотри:По три утренни зариВыпущай меня на волюПогулять по чисту полю.По исходе же трех днейДвух рожу тебе коней —Да таких, каких понынеНе бывало и в помине;Да еще рожу конькаРостом только в три вершка,На спине с двумя горбамиДа с аршинными ушами.Двух коней, коль хошь, продай,Но конька не отдавайНи за пояс, ни за шапку,Ни за черную, слышь, бабку.На земле и под землейОн товарищ будет твой:Он зимой тебя согреет,Летом холодом обвеет,В голод хлебом угостит,В жажду медом напоит.Я же снова выйду в полеСилы пробовать на воле».
«Ладно», — думает ИванИ в пастуший балаганКобылицу загоняет,Дверь рогожей закрываетИ, лишь только рассвело,Отправляется в село,Напевая громко песню:«Ходил молодец на Пресню».
Вот он всходит на крыльцо,Вот хватает за кольцо,Что есть силы в дверь стучится,Чуть что кровля не валится,И кричит на весь базар,Словно сделался пожар.Братья с лавок поскакали,Заикаяся вскричали:«Кто стучится сильно так?» —«Это я, Иван-дурак!»Братья двери отворили,Дурака в избу впустилиИ давай его ругать, —Как он смел их так пугать!А Иван наш, не снимаяНи лаптей, ни малахая,Отправляется на печьИ ведет оттуда речьПро ночное похожденье,Всем ушам на удивленье:
«Всю я ноченьку не спал,Звезды на небе считал;Месяц, ровно, тоже светил, —Я порядком не приметил.Вдруг приходит дьявол сам,С бородою и с усам;Рожа словно как у кошки,А глаза-то-что те плошки!Вот и стал тот черт скакатьИ зерно хвостом сбивать.Я шутить ведь не умею —И вскочи ему на шею.
Уж таскал же он, таскал,Чуть башки мне не сломал,Но и я ведь сам не промах,Слышь, держал его как в жомах.Бился, бился мой хитрецИ взмолился наконец:«Не губи меня со света!Целый год тебе за этоОбещаюсь смирно жить,Православных не мутить».Я, слышь, слов-то не померил,Да чертенку и поверил».Тут рассказчик замолчал,Позевнул и задремал.Братья, сколько ни серчали,Не смогли — захохотали,Ухватившись под бока,Над рассказом дурака.Сам старик не мог сдержаться,Чтоб до слез не посмеяться,Хоть смеяться — так оноСтарикам уж и грешно.
Много ль времени аль малоС этой ночи пробежало,-Я про это ничегоНе слыхал ни от кого.Ну, да что нам в том за дело,Год ли, два ли пролетело, —
Ведь за ними не бежать…Станем сказку продолжать.
Ну-с, так вот что! Раз Данило(В праздник, помнится, то было),Натянувшись зельно пьян,Затащился в балаган.Что ж он видит? — ПрекрасивыхДвух коней золотогривыхДа игрушечку-конькаРостом только в три вершка,На спине с двумя горбамиДа с аршинными ушами.«Хм! Теперь-то я узнал,Для чего здесь дурень спал!» —Говорит себе Данило…Чудо разом хмель посбило;Вот Данило в дом бежитИ Гавриле говорит:«Посмотри, каких красивыхДвух коней золотогривыхНаш дурак себе достал:Ты и слыхом не слыхал».И Данило да Гаврило,Что в ногах их мочи было,По крапиве прямикомТак и дуют босиком.
Спотыкнувшися три раза,Починивши оба глаза,Потирая здесь и там,Входят братья к двум коням.Кони ржали и храпели,Очи яхонтом горели;В мелки кольца завитой,Хвост струился золотой,И алмазные копытыКрупным жемчугом обиты.Любо-дорого смотреть!Лишь царю б на них сидеть!Братья так на них смотрели,Что чуть-чуть не окривели.«Где он это их достал? —Старший среднему сказал. —Но давно уж речь ведется,Что лишь дурням клад дается,Ты ж хоть лоб себе разбей,Так не выбьешь двух рублей.Ну, Гаврило, в ту седмицуОтведем-ка их в столицу;Там боярам продадим,Деньги ровно поделим.А с деньжонками, сам знаешь,И попьешь и погуляешь,Только хлопни по мешку.А благому дуракуНедостанет ведь догадки,Где гостят его лошадки;Пусть их ищет там и сям.Ну, приятель, по рукам!»Братья разом согласились,Обнялись, перекрестились
И вернулися домой,Говоря промеж собойПро коней и про пирушкуИ про чудную зверушку.
Время катит чередом,Час за часом, день за днем.И на первую седмицуБратья едут в град-столицу,Чтоб товар свой там продатьИ на пристани узнать,Не пришли ли с кораблямиНемцы в город за холстамиИ нейдет ли царь СалтанБасурманить христиан.Вот иконам помолились,У отца благословились,Взяли двух коней тайкомИ отправились тишком.
Вечер к ночи пробирался;На ночлег Иван собрался;Вдоль по улице идет,Ест краюшку да поет.Вот он поля достигает,Руки в боки подпирает
И с прискочкой, словно пан,Боком входит в балаган.
Все по-прежнему стояло,Но коней как не бывало;Лишь игрушка-горбунокУ его вертелся ног,Хлопал с радости ушамиДа приплясывал ногами.Как завоет тут Иван,Опершись о балаган:«Ой вы, кони буры-сивы,Добры кони златогривы!Я ль вас, други, не ласкал,Да какой вас черт украл?Чтоб пропасть ему, собаке!Чтоб издохнуть в буераке!Чтоб ему на том светуПровалиться на мосту!Ой вы, кони буры-сивы,Добры кони златогривы!»
Тут конек ему заржал.«Не тужи, Иван, — сказал, —Велика беда, не спорю,Но могу помочь я горю.
Ты на черта не клепли:Братья коников свели.Ну, да что болтать пустое,Будь, Иванушка, в покое.На меня скорей садись,Только знай себе держись;Я хоть росту небольшого,Да сменю коня другого:Как пущусь да побегу,Так и беса настигу».
Тут конек пред ним ложится;На конька Иван садится,Уши в загреби берет,Что есть мочушки ревет.Горбунок-конек встряхнулся,Встал на лапки, встрепенулся,Хлопнул гривкой, захрапелИ стрелою полетел;Только пыльными клубамиВихорь вился под ногами.И в два мига, коль не в миг,Наш Иван воров настиг.
Братья, то есть, испугались,Зачесались и замялись.
А Иван им стал кричать:«Стыдно, братья, воровать!Хоть Ивана вы умнее,Да Иван-то вас честнее:Он у вас коней не крал».Старший, корчась, тут сказал:«Дорогой наш брат Иваша,Что переться — дело наше!Но возьми же ты в расчетНекорыстный наш живот.
Сколь пшеницы мы ни сеем,Чуть насущный хлеб имеем.А коли неурожай,Так хоть в петлю полезай!Вот в такой большой печалиМы с Гаврилой толковалиВсю намеднишнюю ночь —Чем бы горюшку помочь?Так и этак мы вершили,Наконец вот так решили:Чтоб продать твоих коньковХоть за тысячу рублев.А в спасибо, молвить к слову,Привезти тебе обнову —Красну шапку с позвонкомДа сапожки с каблучком.Да к тому ж старик неможет,Работать уже не может;А ведь надо ж мыкать век, —Сам ты умный человек!» —«Ну, коль этак, так ступайте, —Говорит Иван, — продайтеЗлатогривых два коня,Да возьмите ж и меня».Братья больно покосились,Да нельзя же! согласились.
Стало на небе темнеть;Воздух начал холодеть;Вот, чтоб им не заблудиться,Решено остановиться.
Под навесами ветвейПривязали всех коней,Принесли с естным лукошко,Опохмелились немножкоИ пошли, что боже даст,Кто во что из них горазд.
Вот Данило вдруг приметил,Что огонь вдали засветил.На Гаврилу он взглянул,Левым глазом подмигнулИ прикашлянул легонько,Указав огонь тихонько;Тут в затылке почесал,«Эх, как темно! — он сказал. —Хоть бы месяц этак в шуткуК нам проглянул на минутку,Все бы легче. А теперь,Право, хуже мы тетерь…Да постой-ка… мне сдается,Что дымок там светлый вьется…Видишь, эвон!.. Так и есть!..Вот бы курево развесть!Чудо было б!.. А послушай,
Побегай-ка, брат Ванюша!А, признаться, у меняНи огнива, ни кремня».Сам же думает Данило:«Чтоб тебя там задавило!»А Гаврило говорит:«Кто-петь знает, что горит!
Коль станичники присталиПоминай его, как звали!»
Все пустяк для дурака.Он садится на конька,Бьет в круты бока ногами,Теребит его руками,Изо всех горланит сил…Конь взвился, и след простыл.«Буди с нами крестна сила! —Закричал тогда Гаврило,Оградясь крестом святым. —Что за бес такой под ним!»
Огонек горит светлее,Горбунок бежит скорее.Вот уж он перед огнем.Светит поле словно днем;Чудный свет кругом струится,Но не греет, не дымится.Диву дался тут Иван.«Что, — сказал он, — за шайтан!Шапок с пять найдется свету,А тепла и дыму нету;Эко чудо-огонек!»
Говорит ему конек:«Вот уж есть чему дивиться!Тут лежит перо Жар-птицы,Но для счастья своегоНе бери себе его.Много, много непокоюПринесет оно с собою». —«Говори ты! Как не так!» —Про себя ворчит дурак;И, подняв перо Жар-птицы,Завернул его в тряпицы,Тряпки в шапку положилИ конька поворотил.Вот он к братьям приезжаетИ на спрос их отвечает:«Как туда я доскакал,Пень горелый увидал;Уж над ним я бился, бился,Так что чуть не надсадился;Раздувал его я с час —Нет ведь, черт возьми, угас!»Братья целу ночь не спали,Над Иваном хохотали;А Иван под воз присел,Вплоть до утра прохрапел.
Тут коней они впрягалиИ в столицу приезжали,Становились в конный ряд,Супротив больших палат.
В той столице был обычай:Коль не скажет городничий —Ничего не покупать,Ничего не продавать.Вот обедня наступает;Городничий выезжаетВ туфлях, в шапке меховой,С сотней стражи городской.Рядом едет с ним глашатый,Длинноусый, бородатый;Он в злату трубу трубит,Громким голосом кричит:«Гости! Лавки отпирайте,Покупайте, продавайте.А надсмотрщикам сидетьПодле лавок и смотреть,Чтобы не было содому,Ни давежа, ни погрому,И чтобы никой уродНе обманывал народ!»Гости лавки отпирают,Люд крещеный закликают:«Эй, честные господа,К нам пожалуйте сюда!Как у нас ли тары-бары,Всяки разные товары!»Покупальщики идут,У гостей товар берут;
Гости денежки считаютДа надсмотрщикам мигают.
Между тем градской отрядПриезжает в конный ряд;Смотрит — давка от народу.Нет ни выходу ни входу;Так кишмя вот и кишат,И смеются, и кричат.Городничий удивился,Что народ развеселился,И приказ отряду дал,Чтоб дорогу прочищал.
«Эй! вы, черти босоноги!Прочь с дороги! прочь с дороги!»Закричали усачиИ ударили в бичи.Тут народ зашевелился,Шапки снял и расступился.
Пред глазами конный ряд;Два коня в ряду стоят,Молодые, вороные,Вьются гривы золотые,В мелки кольца завитой,Хвост струится золотой…
Наш старик, сколь ни был пылок,Долго тер себе затылок.«Чуден, — молвил, — божий свет,Уж каких чудес в нем нет!»Весь отряд тут поклонился,Мудрой речи подивился.Городничий между темНаказал престрого всем,Чтоб коней не покупали,Не зевали, не кричали;Что он едет ко дворуДоложить о всем царю.И, оставив часть отряда,Он поехал для доклада.
Приезжает во дворец.«Ты помилуй, царь-отец!-Городничий восклицаетИ всем телом упадает. —Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!»Царь изволил молвить: «Ладно,Говори, да только складно». —«Как умею, расскажу:Городничим я служу;Верой-правдой исправляюЭту должность…» — «Знаю, знаю!» —«Вот сегодня, взяв отряд,Я поехал в конный ряд.Приезжаю — тьма народу!Ну, ни выходу ни входу.
Что тут делать?.. ПриказалГнать народ, чтоб не мешал.Так и сталось, царь-надежа!И поехал я — и что же?Предо мною конный ряд;Два коня в ряду стоят,Молодые, вороные,Вьются гривы золотые,В мелки кольца завитой,Хвост струится золотой,И алмазные копытыКрупным жемчугом обиты».
Царь не мог тут усидеть.«Надо коней поглядеть, —Говорит он, — да не худоИ завесть такое чудо.Гей, повозку мне!» И вотУж повозка у ворот.Царь умылся, нарядилсяИ на рынок покатился;За царем стрельцов отряд.
Вот он въехал в конный ряд.На колени все тут палиИ «ура» царю кричали.Царь раскланялся и вмиг
Молодцом с повозки прыг…Глаз своих с коней не сводит,Справа, слева к ним заходит,Словом ласковым зовет,По спине их тихо бьет,Треплет шею их крутую,Гладит гриву золотую,И, довольно засмотрясь,Он спросил, оборотясьК окружавшим: «Эй, ребята!Чьи такие жеребята?Кто хозяин?» Тут Иван,Руки в боки, словно пан,Из-за братьев выступаетИ, надувшись, отвечает:«Эта пара, царь, моя,И хозяин — тоже я». —«Ну, я пару покупаю!Продаешь ты?» — «Нет, меняю». —«Что в промен берешь добра?» —«Два-пять шапок серебра». —«То есть, это будет десять».Царь тотчас велел отвеситьИ, по милости своей,Дал в прибавок пять рублей.Царь-то был великодушный!
Повели коней в конюшниДесять конюхов седых,Все в нашивках золотых,
Все с цветными кушакамиИ с сафьянными бичами.Но дорогой, как на смех,Кони с ног их сбили всех,Все уздечки разорвалиИ к Ивану прибежали.
Царь отправился назад,Говорит ему: «Ну, брат,Пара нашим не дается;Делать нечего, придетсяВо дворце тебе служить.Будешь в золоте ходить,В красно платье наряжаться,Словно в масле сыр кататься,Всю конюшенну моюЯ в приказ тебе даю,Царско слово в том порука.Что, согласен?» — «Эка штука!Во дворце я буду жить,Буду в золоте ходить,В красно платье наряжаться,Словно в масле сыр кататься,Весь конюшенный заводЦарь в приказ мне отдает;То есть, я из огородаСтану царский воевода.Чудно дело! Так и быть,Стану, царь, тебе служить.
Только, чур, со мной не дратьсяИ давать мне высыпаться,А не то я был таков!»
Тут он кликнул скакуновИ пошел вдоль по столице,Сам махая рукавицей,И под песню дуракаКони пляшут трепака;А конек его — горбатко —Так и ломится вприсядку,К удивленью людям всем.
Два же брата между темДеньги царски получили,В опояски их зашили,Постучали ендовойИ отправились домой.Дома дружно поделились,Оба враз они женились,Стали жить да поживатьДа Ивана поминать.
Но теперь мы их оставим,Снова сказкой позабавимПравославных христиан,Что наделал наш Иван,
Находясь во службе царской,При конюшне государской;Как в суседки он попал,Как перо свое проспал,Как хитро поймал Жар-птицу,Как похитил Царь-девицу,Как он ездил за кольцом,Как был на небе послом,Как он в солнцевом селеньеКиту выпросил прощенье;Как, к числу других затей,Спас он тридцать кораблей;Как в котлах он не сварился,Как красавцем учинился;Словом: наша речь о том,Как он сделался царем.
Часть вторая. Скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается
Зачинается рассказОт Ивановых проказ,И от сивка, и от бурка,И от вещего коурка.Козы на море ушли;Горы лесом поросли;
Конь с златой узды срывался,Прямо к солнцу поднимался;Лес стоячий под ногой,Сбоку облак громовой;Ходит облак и сверкает,Гром по небу рассыпает.Это присказка: пожди,Сказка будет впереди.Как на море-окиянеИ на острове БуянеНовый гроб в лесу стоит,В гробе девица лежит;Соловей над гробом свищет;Черный зверь в дубраве рыщет,Это присказка, а вот —Сказка чередом пойдет.
Ну, так видите ль, миряне,Православны христиане,Наш удалый молодецЗатесался во дворец;При конюшне царской служитИ нисколько не потужитОн о братьях, об отцеВ государевом дворце.Да и что ему до братьев?У Ивана красных платьев,Красных шапок, сапоговЧуть не десять коробов;
Ест он сладко, спит он столько,Что раздолье, да и только!
Вот неделей через пятьНачал спальник примечать…Надо молвить, этот спальникДо Ивана был начальникНад конюшней надо всей,Из боярских слыл детей;Так не диво, что он злилсяНа Ивана и божился,Хоть пропасть, а пришлецаПотурить вон из дворца.Но, лукавство сокрывая,Он для всякого случаяПритворился, плут, глухим,Близоруким и немым;Сам же думает: «Постой-ка,Я те двину, неумойка!»
Так неделей через пятьСпальник начал примечать,Что Иван коней не холит,И не чистит, и не школит;Но при всем том два коняСловно лишь из-под гребня:Чисто-начисто обмыты,Гривы в косы перевиты,
Челки собраны в пучок,Шерсть — ну, лоснится, как шелк;В стойлах — свежая пшеница,Словно тут же и родится,И в чанах больших сытаБудто только налита.«Что за притча тут такая? —Спальник думает вздыхая. —Уж не ходит ли, постой,К нам проказник-домовой?Дай-ка я подкараулю,А нешто, так я и пулю,Не смигнув, умею слить,-Лишь бы дурня уходить.Донесу я в думе царской,Что конюший государской —Басурманин, ворожей,Чернокнижник и злодей;Что он с бесом хлеб-соль водит,В церковь божию не ходит,Католицкий держит крестИ постами мясо ест».
В тот же вечер этот спальник,Прежний конюших начальник,В стойлы спрятался тайкомИ обсыпался овсом.
Вот и полночь наступила.У него в груди заныло:Он ни жив ни мертв лежит,Сам молитвы все творит.Ждет суседки… Чу! в сам-деле,Двери глухо заскрыпели,Кони топнули, и вотВходит старый коновод.Дверь задвижкой запирает,Шапку бережно скидает,На окно ее кладетИ из шапки той беретВ три завернутый тряпицыЦарский клад — перо Жар-птицы.
Свет такой тут заблистал,Что чуть спальник не вскричал,И от страху так забился,Что овес с него свалился.Но суседке невдомек!Он кладет перо в сусек,Чистить коней начинает,Умывает, убирает,Гривы длинные плетет,Разны песенки поет.А меж тем, свернувшись клубом,Поколачивая зубом,Смотрит спальник, чуть живой,Что тут деет домовой.Что за бес! Нешто нарочноПрирядился плут полночный:Нет рогов, ни бороды,Ражий парень, хоть куды!Волос гладкий, сбоку ленты,На рубашке прозументы,Сапоги как ал сафьян, —Ну, точнехонько Иван.Что за диво? Смотрит сноваНаш глазей на домового…«Э! так вот что! — наконецПроворчал себе хитрец, —Ладно, завтра ж царь узнает,Что твой глупый ум скрывает.Подожди лишь только дня,Будешь помнить ты меня!»А Иван, совсем не зная,Что ему беда такаяУгрожает, все плететГривы в косы да поет.
А убрав их, в оба чанаНацедил сыты медвянойИ насыпал дополнаБелоярова пшена.Тут, зевнув, перо Жар-птицыЗавернул опять в тряпицы,Шапку под ухо — и легУ коней близ задних ног.
Только начало зориться,Спальник начал шевелиться,И, услыша, что ИванТак храпит, как Еруслан,Он тихонько вниз слезаетИ к Ивану подползает,Пальцы в шапку запустил,Хвать перо — и след простыл.
Царь лишь только пробудился,Спальник наш к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,
Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить». —«Говори, не прибавляя, —Царь сказал ему зевая.Если ж ты да будешь врать,То кнута не миновать».Спальник наш, собравшись с силой,Говорит царю: «Помилуй!Вот те истинный Христос,Справедлив мой, царь, донос.Наш Иван, то всякий знает,От тебя, отец скрывает,Но не злато, не сребро —Жароптицево перо…» —«Жароптицево?.. Проклятый!И он смел такой богатый…Погоди же ты, злодей!Не минуешь ты плетей!..» —«Да и то ль еще он знает! —Спальник тихо продолжаетИзогнувшися. — Добро!Пусть имел бы он перо;
Да и самую Жар-птицуВо твою, отец, светлицу,Коль приказ изволишь дать,Похваляется достать».И доносчик с этим словом,Скрючась обручем таловым,Ко кровати подошел,Подал клад — и снова в пол.
Царь смотрел и дивовался,Гладил бороду, смеялсяИ скусил пера конец.Тут, уклав его в ларец,Закричал (от нетерпенья),Подтвердив свое веленьеБыстрым взмахом кулака:«Гей! позвать мне дурака!»
И посыльные дворянаПобежали по Ивана,Но, столкнувшись все в углу,Растянулись на полу.Царь тем много любовалсяИ до колотья смеялся.А дворяна, усмотря,Что смешно то для царя,Меж собой перемигнулисьИ вдругоредь растянулись.Царь тем так доволен был,Что их шапкой наградил.Тут посыльные дворянаВновь пустились звать ИванаИ на этот уже разОбошлися без проказ.
Вот к конюшне прибегают,Двери настежь отворяютИ ногами дуракаНу толкать во все бока.С полчаса над ним возились,Но его не добудились.Наконец уж рядовойРазбудил его метлой.
«Что за челядь тут такая? —Говорит Иван вставая. —Как хвачу я вас бичом,Так не станете потомБез пути будить Ивана».Говорят ему дворяна:«Царь изволил приказатьНам тебя к нему позвать». —«Царь?.. Ну ладно! Вот сряжусяИ тотчас к нему явлюся», —Говорит послам Иван.
Тут надел он свой кафтан,Опояской подвязался,Приумылся, причесался,Кнут свой сбоку прицепил,Словно утица поплыл.
Вот Иван к царю явился,Поклонился, подбодрился,Крякнул дважды и спросил:«А пошто меня будил?»Царь, прищурясь глазом левым,Закричал к нему со гневом,Приподнявшися: «Молчать!Ты мне должен отвечать:В силу коего указаСкрыл от нашего ты глазаНаше царское добро —Жароптицево перо?Что я — царь али боярин?Отвечай сейчас, татарин!»Тут Иван, махнув рукой,Говорит царю: «Постой!Я те шапки ровно не дал,Как же ты о том проведал?Что ты — ажно ты пророк?Ну, да что, сади в острог,Прикажи сейчас хоть в палки —Нет пера, да и шабалки!..» —«Отвечай же! запорю!..» —«Я те толком говорю:
Нет пера! Да, слышь, откудаМне достать такое чудо?»Царь с кровати тут вскочилИ ларец с пером открыл.«Что? Ты смел еще переться?Да уж нет, не отвертеться!Это что? А?» Тут ИванЗадрожал, как лист в буран,Шапку выронил с испуга.«Что, приятель, видно, туго? —Молвил царь. — Постой-ка, брат!..» —«Ох, помилуй, виноват!Отпусти вину Ивану,Я вперед уж врать не стану».И, закутавшись в полу,Растянулся на полу.«Ну, для первого случаюЯ вину тебе прощаю, —Царь Ивану говорит. —Я, помилуй бог, сердит!И с сердцов иной пороюЧуб сниму и с головою.Так вот, видишь, я каков!Но, сказать без дальних слов,Я узнал, что ты Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,Если б вздумал приказать,Похваляешься достать.Ну, смотри ж, не отпирайсяИ достать ее старайся».Тут Иван волчком вскочил.«Я того не говорил! —Закричал он утираясь. —О пере не запираюсь,
Но о птице, как ты хошь,Ты напраслину ведешь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою! —Закричал он. — Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь мне Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правеж — в решетку — на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.
Горбунок, его почуя,Дрягнул было плясовую;Но, как слезы увидал,Сам чуть-чуть не зарыдал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конек,У его вертяся ног. —Не утайся предо мною,Все скажи, что за душою.Я помочь тебе готов.Аль, мой милый, нездоров?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.
«Ох, беда, конек! — сказал. —Царь велит достать Жар-птицуВ государскую светлицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конек:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня:Помнишь, ехав в град-столицу,Ты нашел перо Жар-птицы;Я сказал тебе тогда:Не бери, Иван, — беда!Много, много непокоюПринесет оно с собою.Вот теперя ты узнал,Правду ль я тебе сказал.Но, сказать тебе по дружбе,Это — службишка, не служба;Служба все, брат, впереди.Ты к царю теперь подиИ скажи ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся, в поход».Вот Иван к царю идет,Говорит ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».Царь тотчас приказ дает,Чтоб посыльные дворянаВсе сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.
На другой день, утром рано,Разбудил конек Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял корыта, и пшено,И заморское вино;Потеплее приоделся,На коньке своем уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на восток —Доставать тое Жар-птицу.
Едут целую седмицу,Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конек Ивану:«Ты увидишь здесь поляну;На поляне той гораВся из чистого сребра;Вот сюда то до зарницыПрилетают жары-птицыИз ручья воды испить;Тут и будем их ловить».И, окончив речь к Ивану,Выбегает на поляну.Что за поле! Зелень тутСловно камень-изумруд;Ветерок над нею веет,Так вот искорки и сеет;А по зелени цветыНесказанной красоты.А на той ли на поляне,Словно вал на океане,Возвышается гораВся из чистого сребра.Солнце летними лучамиКрасит всю ее зарями,В сгибах золотом бежит,На верхах свечой горит.
Вот конек по косогоруПоднялся на эту гору,Версту, другу пробежал,Устоялся и сказал:
«Скоро ночь, Иван, начнется,И тебе стеречь придется.
Ну, в корыто лей виноИ с вином мешай пшено.А чтоб быть тебе закрыту,Ты под то подлезь корыто,Втихомолку примечай,Да, смотри же, не зевай.До восхода, слышь, зарницыПрилетят сюда жар-птицыИ начнут пшено клеватьДа по-своему кричать.Ты, которая поближе,И схвати ее, смотри же!А поймаешь птицу-жар,И кричи на весь базар;Я тотчас к тебе явлюся».-«Ну, а если обожгуся?-Говорит коньку Иван,Расстилая свой кафтан. —Рукавички взять придется:Чай, плутовка больно жгется».Тут конек из глаз исчез,А Иван, кряхтя, подлезПод дубовое корытоИ лежит там как убитый.
Вот полночною поройСвет разлился над горой, —Будто полдни наступают:Жары-птицы налетают;Стали бегать и кричатьИ пшено с вином клевать.Наш Иван, от них закрытый,Смотрит птиц из-под корытаИ толкует сам с собой,Разводя вот так рукой:«Тьфу ты, дьявольская сила!Эк их, дряней, привалило!
Чай, их тут десятков с пять.Кабы всех переимать, —То-то было бы поживы!Неча молвить, страх красивы!Ножки красные у всех;А хвосты-то — сущий смех!Чай, таких у куриц нету.А уж сколько, парень, свету,Словно батюшкина печь!»И, скончав такую речь,Сам с собою под лазейкой,Наш Иван ужом да змейкойКо пшену с вином подполз, —Хвать одну из птиц за хвост.
«Ой, Конечек-горбуночек!Прибегай скорей, дружочек!Я ведь птицу-то поймал», —Так Иван-дурак кричал.Горбунок тотчас явился.«Ай, хозяин, отличился! —Говорит ему конек. —Ну, скорей ее в мешок!Да завязывай тужее;А мешок привесь на шею.Надо нам в обратный путь». —«Нет, дай птиц-то мне пугнуть!Говорит Иван. — Смотри-ка,Вишь, надселися от крика!»И, схвативши свой мешок,Хлещет вдоль и поперек.Ярким пламенем сверкая,Встрепенулася вся стая,Кругом огненным свиласьИ за тучи понеслась.А Иван наш вслед за нимиРукавицами своимиТак и машет и кричит,Словно щелоком облит.Птицы в тучах потерялись;Наши путники собрались,Уложили царский кладИ вернулися назад.
Вот приехали в столицу.«Что, достал ли ты Жар-птицу?» —Царь Ивану говорит,Сам на спальника глядит.А уж тот, нешто от скуки,Искусал себе все руки.«Разумеется, достал», —Наш Иван царю сказал.«Где ж она?» — «Постой немножко,Прикажи сперва окошкоВ почивальне затворить,Знашь, чтоб темень сотворить».
Тут дворяна побежалиИ окошко затворяли.Вот Иван мешок на стол:«Ну-ка, бабушка, пошел!»Свет такой тут вдруг разлился,Что весь двор рукой закрылся.Царь кричит на весь базар:«Ахти, батюшки, пожар!Эй, решеточных сзывайте!Заливайте! Заливайте!» —«Это, слышь ты, не пожар,Это свет от птицы-жар, —Молвил ловчий, сам со смехуНадрываяся. — ПотехуЯ привез те, осударь!»Говорит Ивану царь:«Вот люблю дружка Ванюшу!Взвеселил мою ты душу,И на радости такой —Будь же царский стремянной!»
Это видя, хитрый спальник,Прежний конюших начальник,Говорит себе под нос:«Нет, постой, молокосос!Не всегда тебе случитсяТак канальски отличиться.Я те снова подведу,Мой дружочек, под беду!»
Через три потом неделиВечерком одним сиделиВ царской кухне повараИ служители двора;Попивали мед из жбанаДа читали Еруслана.«Эх! — один слуга сказал, —Как севодни я досталОт соседа чудо-книжку!В ней страниц не так чтоб слишком,Да и сказок только пять,А уж сказки — вам сказать,Так не можно надивиться;Надо ж этак умудриться!»
Тут все в голос: «Удружи!Расскажи, брат, расскажи!» —«Ну, какую ж вы хотите?Пять ведь сказок; вот смотрите:Перва сказка о бобре,А вторая о царе;Третья… дай бог память… точно!О боярыне восточной;Вот в четвертой: князь Бобыл;В пятой… в пятой… эх, забыл!В пятой сказке говорится…Так в уме вот и вертится…» —
«Ну, да брось ее!» — «Постой!» —«О красотке, что ль, какой?» —«Точно! В пятой говоритсяО прекрасной Царь-девице.Ну, которую ж, друзья,Расскажу севодни я?» —«Царь-девицу! — все кричали. —О царях мы уж слыхали,Нам красоток-то скорей!Их и слушать веселей».И слуга, усевшись важно,Стал рассказывать протяжно:
«У далеких немских странЕсть, ребята, окиян.По тому ли окиянуЕздят только басурманы;С православной же землиНе бывали николиНи дворяне, ни мирянеНа поганом окияне.От гостей же слух идет,Что девица там живет;Но девица не простая,Дочь, вишь, месяцу родная,Да и солнышко ей брат.Та девица, говорят,Ездит в красном полушубке,В золотой, ребята, шлюпке
И серебряным весломСамолично правит в нем;Разны песни попеваетИ на гусельцах играет…»
Спальник тут с полатей скок —И со всех обеих ногВо дворец к царю пустилсяИ как раз к нему явился;Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!» —«Говори, да правду только,И не ври, смотри, нисколько!» —Царь с кровати закричал.Хитрый спальник отвечал:«Мы севодни в кухне были,За твое здоровье пили,А один из дворских слугНас забавил сказкой вслух;В этой сказке говоритсяО прекрасной Царь-девице.Вот твой царский стремяннойПоклялся твоей брадой,Что он знает эту птицу, —Так он назвал Царь-девицу, —
И ее, изволишь знать,Похваляется достать».Спальник стукнул об пол снова.«Гей, позвать мне стремяннова!» —Царь посыльным закричал.Спальник тут за печку стал.А посыльные дворянаПобежали по Ивана;В крепком сне его нашлиИ в рубашке привели.
Царь так начал речь: «Послушай,На тебя донос, Ванюша.Говорят, что вот сейчасПохвалялся ты для насОтыскать другую птицу,Сиречь молвить, Царь-девицу…» —«Что ты, что ты, бог с тобой! —Начал царский стремянной. —Чай, с просонков я, толкую,Штуку выкинул такую.Да хитри себе как хошь,А меня не проведешь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою? —
Закричал он. — Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь Царь-девицуВ нашу царскую светлицу,
То, клянуся бородой!Ты поплатишься со мной!На правеж — в решетку — на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.
«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конек. —Аль, мой милый, занемог?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конек! — сказал. —Царь велит в свою светлицуМне достать, слышь, Царь-девицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конек:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня.Но, сказать тебе по дружбе,Это — службишка, не служба;Служба все, брат, впереди!Ты к царю теперь подиИ скажи: «Ведь для поимкиНадо, царь, мне две ширинки,
Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья»,
Вот Иван к царю идетИ такую речь ведет:«Для царевниной поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья». —
«Вот давно бы так, чем нет», —Царь с кровати дал ответИ велел, чтобы дворянаВсе сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.
На другой день, утром рано,Разбудил конек Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял ширинки и шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья;Все в мешок дорожный склалИ веревкой завязал,Потеплее приоделся,На коньке своем уселся;Вынул хлеба ломотокИ поехал на востокПо тое ли Царь-девицу.
Едут целую седмицу,Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.
Тут сказал конек Ивану:«Вот дорога к окияну,И на нем-то круглый годТа красавица живет;Два раза она лишь сходитС окияна и приводитДолгий день на землю к нам.Вот увидишь завтра сам».И; окончив речь к Ивану,Выбегает к окияну,На котором белый валОдинешенек гулял.Тут Иван с конька слезает,А конек ему вещает:«Ну, раскидывай шатер,На ширинку ставь прибор
Из заморского вареньяИ сластей для прохлажденья.Сам ложися за шатромДа смекай себе умом.Видишь, шлюпка вон мелькает..То царевна подплывает.Пусть в шатер она войдет,Пусть покушает, попьет;Вот, как в гусли заиграет, —Знай, уж время наступает.Ты тотчас в шатер вбегай,Ту царевну сохватайИ держи ее сильнееДа зови меня скорее.Я на первый твой приказПрибегу к тебе как раз;И поедем… Да, смотри же,Ты гляди за ней поближе;
Если ж ты ее проспишь,Так беды не избежишь».Тут конек из глаз сокрылся,За шатер Иван забилсяИ давай диру вертеть,Чтоб царевну подсмотреть.
Ясный полдень наступает;Царь-девица подплывает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор.«Хм! Так вот та Царь-девица!Как же в сказках говорится, —Рассуждает стремянной, —Что куда красна собойЦарь-девица, так что диво!Эта вовсе не красива:И бледна-то, и тонка,Чай, в обхват-то три вершка;А ножонка-то, ножонка!Тьфу ты! словно у цыпленка!Пусть полюбится кому,Я и даром не возьму».Тут царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иван, не зная как,Прикорнулся на кулакИ под голос тихий, стройныйЗасыпает преспокойно.
Запад тихо догорал.Вдруг конек над ним заржалИ, толкнув его копытом,Крикнул голосом сердитым:«Спи, любезный, до звезды!Высыпай себе беды,Не меня ведь вздернут на кол!»Тут Иванушка заплакалИ, рыдаючи, просил,Чтоб конек его простил:«Отпусти вину Ивану,Я вперед уж спать не стану». —«Ну, уж бог тебя простит! —Горбунок ему кричит. —Все поправим, может статься,Только, чур, не засыпаться;Завтра, рано поутру,К златошвейному шатруПриплывет опять девицаМеду сладкого напиться.Если ж снова ты заснешь,Головы уж не снесешь».Тут конек опять сокрылся;А Иван сбирать пустилсяОстрых камней и гвоздейОт разбитых кораблейДля того, чтоб уколоться,Если вновь ему вздремнется.
На другой день, поутру,К златошвейному шатруЦарь-девица подплывает,Шлюпку на берег бросает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор…Вот царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иванушке опятьЗахотелося поспать.«Нет, постой же ты, дрянная! —Говорит Иван вставая. —Ты в другоредь не уйдешьИ меня не проведешь».Тут в шатер Иван вбегает,Косу длинную хватает…«Ой, беги, конек, беги!Горбунок мой, помоги!»Вмиг конек к нему явился.«Ай, хозяин, отличился!Ну, садись же поскорейДа держи ее плотней!»
Вот столицы достигает.Царь к царевне выбегает,За белы руки берет,Во дворец ее ведетИ садит за стол дубовыйИ под занавес шелковый,
В глазки с нежностью глядит,Сладки речи говорит:«Бесподобная девица,Согласися быть царица!Я тебя едва узрел —Сильной страстью воскипел.Соколины твои очиНе дадут мне спать средь ночиИ во время бела дня —Ох! измучают меня.Молви ласковое слово!Все для свадьбы уж готово;
Завтра ж утром, светик мой,Обвенчаемся с тобойИ начнем жить припевая».
А царевна молодая,Ничего не говоря,Отвернулась от царя.Царь нисколько не сердился,Но сильней еще влюбился;На колен пред нею стал,Ручки нежно пожималИ балясы начал снова:«Молви ласковое слово!Чем тебя я огорчил?Али тем, что полюбил?«О, судьба моя плачевна!»Говорит ему царевна:«Если хочешь взять меня,То доставь ты мне в три дняПерстень мой из окияна». —«Гей! Позвать ко мне Ивана!» —Царь поспешно закричалИ чуть сам не побежал.
Вот Иван к царю явился,Царь к нему оборотилсяИ сказал ему: «Иван!Поезжай на окиян;
В окияне том хранитсяПерстень, слышь ты, Царь-девицы.
Коль достанешь мне его,Задарю тебя всего».-«Я и с первой-то дорогиВолочу насилу ноги;Ты опять на окиян!» —Говорит царю Иван.«Как же, плут, не торопиться:Видишь, я хочу жениться! —Царь со гневом закричалИ ногами застучал. —У меня не отпирайся,А скорее отправляйся!»Тут Иван хотел идти.«Эй, послушай! По пути, —Говорит ему царица,-Заезжай ты поклонитьсяВ изумрудный терем мойДа скажи моей родной:Дочь ее узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик свой ясный от меня?И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлет луча ко мне?Не забудь же!» — «Помнить буду,Если только не забуду;Да ведь надо же узнать,Кто те братец, кто те мать,Чтоб в родне-то нам не сбиться».Говорит ему царица:
«Месяц — мать мне, солнце — брат» —«Да, смотри, в три дня назад!» —Царь-жених к тому прибавил.Тут Иван царя оставилИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.
«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил?» —Говорит ему конек.«Помоги мне, горбунок!Видишь, вздумал царь жениться,Знашь, на тоненькой царице,Так и шлет на окиян, —Говорит коньку Иван. —Дал мне сроку три дня только;Тут попробовать изволь-каПерстень дьявольский достать!Да велела заезжатьЭта тонкая царицаГде-то в терем поклонитьсяСолнцу, Месяцу, притомИ спрошать кое об чем…»Тут конек: «Сказать по дружбе,Это — службишка, не служба;Служба все, брат, впереди!Ты теперя спать поди;А назавтра, утром рано,Мы поедем к окияну».
На другой день наш Иван,Взяв три луковки в карман,Потеплее приоделся,На коньке своем уселсяИ поехал в дальний путь…Дайте, братцы, отдохнуть!
Часть третья. Доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал
Та-ра-рали, та-ра-ра!Вышли кони со двора;Вот крестьяне их поймалиДа покрепче привязали.Сидит ворон на дубу,Он играет во трубу;
Как во трубушку играет,Православных потешает:«Эй, послушай, люд честной!Жили-были муж с женой;Муж-то примется за шутки,А жена за прибаутки,И пойдет у них тут пир,Что на весь крещеный мир!»Это присказка ведется,Сказка послее начнется.Как у наших у воротМуха песенку поет:«Что дадите мне за вестку?Бьет свекровь свою невестку:Посадила на шесток,Привязала за шнурок,Ручки к ножкам притянула,Ножку правую разула:«Не ходи ты по зарям!Не кажися молодцам!»Это присказка велася,Вот и сказка началася.
Ну-с, так едет наш ИванЗа кольцом на окиян.Горбунок летит, как ветер,И в почин на первый вечерВерст сто тысяч отмахалИ нигде не отдыхал.
Подъезжая к окияну,Говорит конек Ивану:«Ну, Иванушка, смотри,Вот минутки через триМы приедем на поляну —Прямо к морю-окияну;Поперек его лежитЧудо-юдо рыба-кит;Десять лет уж он страдает,А доселева не знает,Чем прощенье получить;Он учнет тебя просить,Чтоб ты в солнцевом селеньеПопросил ему прощенье;Ты исполнить обещай,Да, смотри ж, не забывай!»Вот въезжают на полянуПрямо к морю-окияну;Поперек его лежитЧудо-юдо рыба-кит.Все бока его изрыты,Частоколы в ребра вбиты,На хвосте сыр-бор шумит,На спине село стоит;Мужички на губе пашут,Между глаз мальчишки пляшут,А в дубраве, меж усов,Ищут девушки грибов.Вот конек бежит по киту,По костям стучит копытом.Чудо-юдо рыба-китТак проезжим говорит,Рот широкий отворяя,Тяжко, горько воздыхая:«Путь-дорога, господа!Вы откуда, и куда?» —«Мы послы от Царь-девицы,Едем оба из столицы, —Говорит киту конек, —К солнцу прямо на восток,Во хоромы золотые». —«Так нельзя ль, отцы родные,Вам у солнышка спросить:Долго ль мне в опале быть,И за кои прегрешеньяЯ терплю беды-мученья?» —«Ладно, ладно, рыба-кит!» —Наш Иван ему кричит.«Будь отец мне милосердный!Вишь, как мучуся я, бедный!Десять лет уж тут лежу…Я и сам те услужу!..» —Кит Ивана умоляет,Сам же горько воздыхает.«Ладно-ладно, рыба-кит!» —Наш Иван ему кричит.Тут конек под ним забился,Прыг на берег — и пустился,Только видно, как песокВьется вихорем у ног.
Едут близко ли, далеко,Едут низко ли, высокоИ увидели ль кого —Я не знаю ничего.Скоро сказка говорится,Дело мешкотно творится.Только, братцы, я узнал,Что конек туда вбежал,Где (я слышал стороною)Небо сходится с землею,Где крестьянки лен прядут,Прялки на небо кладут.
Тут Иван с землей простилсяИ на небе очутилсяИ поехал, будто князь,Шапка набок, подбодрясь.«Эко диво! эко диво!Наше царство хоть красиво, —Говорит коньку Иван.Средь лазоревых полян, —А как с небом-то сравнится,Так под стельку не годится.Что земля-то!.. ведь онаИ черна-то и грязна;Здесь земля-то голубая,А уж светлая какая!..Посмотри-ка, горбунок,Видишь, вон где, на восток,Словно светится зарница…Чай, небесная светлица…Что-то больно высока!» —Так спросил Иван конька.
«Это терем Царь-девицы,Нашей будущей царицы, —Горбунок ему кричит, —По ночам здесь солнце спит,А полуденной пороюМесяц входит для покою».
Подъезжают; у воротИз столбов хрустальный свод;Все столбы те завитыеХитро в змейки золотые;На верхушках три звезды,Вокруг терема сады;На серебряных там веткахВ раззолоченных во клеткахПтицы райские живут,Песни царские поют.А ведь терем с теремамиБудто город с деревнями;А на тереме из звезд —Православный русский крест.
Вот конек во двор въезжает;Наш Иван с него слезает,В терем к Месяцу идетИ такую речь ведет:«Здравствуй, Месяц Месяцович!
Я — Иванушка Петрович,Из далеких я сторонИ привез тебе поклон». —«Сядь, Иванушка Петрович, —Молвил Месяц Месяцович, —И поведай мне винуВ нашу светлую странуТвоего с земли прихода;Из какого ты народа,Как попал ты в этот край, —Все скажи мне, не утаи», —«Я с земли пришел Землянской,Из страны ведь христианской, —Говорит, садясь, Иван, —Переехал окиянС порученьем от царицы —В светлый терем поклонитьсяИ сказать вот так, постой:«Ты скажи моей родной:Дочь ее узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик какой-то от меня;И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлет луча ко мне?»Так, кажися? — МастерицаГоворить красно царица;
Не припомнишь все сполна,Что сказала мне она». —«А какая то царица?» —«Это, знаешь, Царь-девица». —«Царь-девица?.. Так она,Что ль, тобой увезена?» —Вскрикнул Месяц Месяцович.А Иванушка ПетровичГоворит: «Известно, мной!Вишь, я царский стремянной;Ну, так царь меня отправил,Чтобы я ее доставилВ три недели во дворец;А не то меня, отец,Посадить грозился на кол».Месяц с радости заплакал,Ну Ивана обнимать,Целовать и миловать.«Ах, Иванушка Петрович! —Молвил Месяц Месяцович. —Ты принес такую весть,Что не знаю, чем и счесть!А уж мы как горевали,Что царевну потеряли!..Оттого-то, видишь, яПо три ночи, по три дняВ темном облаке ходила,Все грустила да грустила,Трое суток не спала.Крошки хлеба не брала,Оттого-то сын мой красныйЗавернулся в мрак ненастный,Луч свой жаркий погасил,Миру божью не светил:
Все грустил, вишь, по сестрице,Той ли красной Царь-девице.Что, здорова ли она?Не грустна ли, не больна?» —«Всем бы, кажется, красотка,Да у ней, кажись, сухотка:Ну, как спичка, слышь, тонка,Чай, в обхват-то три вершка;Вот как замуж-то поспеет,Так небось и потолстеет:Царь, слышь, женится на ней».Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!
Вздумал в семьдесят женитьсяНа молоденькой девице!Да стою я крепко в том —Просидит он женихом!Вишь, что старый хрен затеял:Хочет жать там, где не сеял!Полно, лаком больно стал!»Тут Иван опять сказал:«Есть еще к тебе прошенье,То о китовом прощенье…Есть, вишь, море; чудо-китПоперек его лежит:Все бока его изрыты,Частоколы в ребра вбиты…Он, бедняк, меня прошал,Чтобы я тебя спрошал:Скоро ль кончится мученье?Чем сыскать ему прощенье?И на что он тут лежит?»Месяц ясный говорит:«Он за то несет мученье,Что без божия веленьяПроглотил среди морейТри десятка кораблей.Если даст он им свободу,Снимет бог с него невзгоду,Вмиг все раны заживит,Долгим веком наградит».
Тут Иванушка поднялся,С светлым месяцем прощался,Крепко шею обнимал,Трижды в щеки целовал.«Ну, Иванушка Петрович! —Молвил Месяц Месяцович. —Благодарствую тебяЗа сынка и за себя.Отнеси благословеньеНашей дочке в утешеньеИ скажи моей родной:«Мать твоя всегда с тобой;Полно плакать и крушиться:Скоро грусть твоя решится, —И не старый, с бородой,А красавец молодойПоведет тебя к налою».Ну, прощай же! Бог с тобою!»Поклонившись, как умел,На конька Иван тут сел,Свистнул, будто витязь знатный,И пустился в путь обратный.
На другой день наш ИванВновь пришел на окиян.Вот конек бежит по киту,По костям стучит копытом.Чудо-юдо рыба-китТак, вздохнувши, говорит:«Что, отцы, мое прошенье?Получу ль когда прощенье?» —«Погоди ты, рыба-кит!» —Тут конек ему кричит.
Вот в село он прибегает,Мужиков к себе сзывает,Черной гривкою трясетИ такую речь ведет:«Эй, послушайте, миряне,Православны христиане!Коль не хочет кто из васК водяному сесть в приказ,Убирайся вмиг отсюда.Здесь тотчас случится чудо:Море сильно закипит,Повернется рыба-кит…»Тут крестьяне и миряне,Православны христиане,Закричали: «Быть бедам!»И пустились по домам.Все телеги собирали;В них, не мешкая, поклалиВсе, что было живота,И оставили кита.Утро с полднем повстречалось,А в селе уж не осталосьНи одной души живой,Словно шел Мамай войной!
Тут конек на хвост вбегает,К перьям близко прилегаетИ что мочи есть кричит:«Чудо-юдо рыба-кит!Оттого твои мученья,Что без божия веленьяПроглотил ты средь морейТри десятка кораблей.Если дашь ты им свободу,Снимет бог с тебя невзгоду,Вмиг все раны заживит,Долгим веком наградит».И, окончив речь такую,Закусил узду стальную,Понатужился — и вмигНа далекий берег прыг.
Чудо-кит зашевелился,Словно холм поворотился,Начал море волноватьИ из челюстей бросатьКорабли за кораблямиС парусами и гребцами.
Тут поднялся шум такой,Что проснулся царь морской:В пушки медные палили,В трубы кованы трубили;Белый парус поднялся,Флаг на мачте развился;Поп с причетом всем служебнымПел на палубе молебны;
А гребцов веселый рядГрянул песню наподхват:«Как по моречку, по морю,По широкому раздолью,Что по самый край земли,Выбегают корабли…»
Волны моря заклубились,Корабли из глаз сокрылись.Чудо-юдо рыба-китГромким голосом кричит,Рот широкий отворяя,Плесом волны разбивая:«Чем вам, други, услужить?Чем за службу наградить?Надо ль раковин цветистых?Надо ль рыбок золотистых?Надо ль крупных жемчугов?Все достать для вас готов!» —«Нет, кит-рыба, нам в наградуНичего того не надо, —Говорит ему Иван, —Лучше перстень нам достань —Перстень, знаешь, Царь-девицы,Нашей будущей царицы». —«Ладно, ладно! Для дружкаИ сережку из ушка!Отыщу я до зарницыПерстень красной Царь-девицы»,-
Кит Ивану отвечалИ, как ключ, на дно упал.
Вот он плесом ударяет,Громким голосом сзываетОсетриный весь народИ такую речь ведет:«Вы достаньте до зарницыПерстень красной Царь-девицы,Скрытый в ящичке на дне.Кто его доставит мне,Награжу того я чином:Будет думным дворянином.
Если ж умный мой приказНе исполните… я вас!»Осетры тут поклонилисьИ в порядке удалились.
Через несколько часовДвое белых осетровК киту медленно подплылиИ смиренно говорили:«Царь великий! не гневись!Мы все море уж, кажись,Исходили и изрыли,Но и знаку не открыли.
Только ерш один из насСовершил бы твой приказ:Он по всем морям гуляет,Так уж, верно, перстень знает;Но его, как бы назло,Уж куда-то унесло».-«Отыскать его в минутуИ послать в мою каюту!» —Кит сердито закричалИ усами закачал.
Осетры тут поклонились,В земский суд бежать пустилисьИ велели в тот же часОт кита писать указ,Чтоб гонцов скорей послалиИ ерша того поймали.Лещ, услыша сей приказ,Именной писал указ;Сом (советником он звался)Под указом подписался;Черный рак указ сложилИ печати приложил.Двух дельфинов тут призвалиИ, отдав указ, сказали,Чтоб, от имени царя,Обежали все моряИ того ерша-гуляку,Крикуна и забияку,Где бы ни было нашли,К государю привели.
Тут дельфины поклонилисьИ ерша искать пустились.
Ищут час они в морях,Ищут час они в реках,Все озера исходили,Все проливы переплыли,
Не могли ерша сыскатьИ вернулися назад,Чуть не плача от печали…
Вдруг дельфины услыхалиГде-то в маленьком прудеКрик неслыханный в воде.В пруд дельфины завернулиИ на дно его нырнули, —Глядь: в пруде, под камышом,Ерш дерется с карасем.«Смирно! черти б вас побрали!Вишь, содом какой подняли,Словно важные бойцы!» —Закричали им гонцы.«Ну, а вам какое дело? —Ёрш кричит дельфинам смело. —Я шутить ведь не люблю,Разом всех переколю!» —«Ох ты, вечная гулякаИ крикун и забияка!Все бы, дрянь, тебе гулять,Все бы драться да кричать.Дома — нет ведь, не сидится!..Ну да что с тобой рядиться, —Вот тебе царев указ,Чтоб ты плыл к нему тотчас».
Тут проказника дельфиныПодхватили за щетиныИ отправились назад.Ерш ну рваться и кричать:«Будьте милостивы, братцы!Дайте чуточку подраться.Распроклятый тот карасьПоносил меня вчерасьПри честном при всем собраньеНеподобной разной бранью…»Долго ерш еще кричал,Наконец и замолчал;А проказника дельфиныВсе тащили за щетины,Ничего не говоря,И явились пред царя.
«Что ты долго не являлся?Где ты, вражий сын, шатался?»Кит со гневом закричал.На колени ерш упал,И, признавшись в преступленье,Он молился о прощенье.«Ну, уж бог тебя простит! —Кит державный говорит. —Но за то твое прощеньеТы исполни повеленье». —
«Рад стараться, чудо-кит!» —На коленях ерш пищит.«Ты по всем морям гуляешь,Так уж, верно, перстень знаешьЦарь-девицы?» — «Как не знать!Можем разом отыскать». —«Так ступай же поскорееДа сыщи его живее!»
Тут, отдав царю поклон,Ерш пошел, согнувшись, вон.С царской дворней побранился,За плотвой поволочился
И салакушкам шестиНос разбил он на пути.Совершив такое дело,В омут кинулся он смелоИ в подводной глубинеВырыл ящичек на дне —Пуд по крайней мере во сто.«О, здесь дело-то не просто!»И давай из всех морейЕрш скликать к себе сельдей.
Сельди духом собралися,Сундучок тащить взялися,Только слышно и всего —«У-у-у!» да «о-о-о!»Но сколь сильно ни кричали,Животы лишь надорвали,А проклятый сундучокНе дался и на вершок.«Настоящие селедки!Вам кнута бы вместо водки!» —Крикнул ерш со всех сердцовИ нырнул по осетров.
Осетры тут приплываютИ без крика подымаютКрепко ввязнувший в песокС перстнем красный сундучок.
«Ну, ребятушки, смотрите,Вы к царю теперь плывите,Я ж пойду теперь ко днуДа немножко отдохну:Что-то сон одолевает,Так глаза вот и смыкает…»Осетры к царю плывут,Ерш-гуляка прямо в пруд(Из которого дельфиныУтащили за щетины),Чай, додраться с карасем, —Я не ведаю о том.Но теперь мы с ним простимсяИ к Ивану возвратимся.
Тихо море-окиян.На песке сидит Иван,Ждет кита из синя моряИ мурлыкает от горя;Повалившись на песок,Дремлет верный горбунок.Время к вечеру клонилось;Вот уж солнышко спустилось;Тихим пламенем горя,Развернулася заря.А кита не тут-то было.«Чтоб те, вора, задавило!Вишь, какой морской шайтан! —Говорит себе Иван. —Обещался до зарницыВынесть перстень Царь-девицы,А доселе не сыскал,Окаянный зубоскал!А уж солнышко-то село,И…» Тут море закипело:Появился чудо-китИ к Ивану говорит:«За твое благодеяньеЯ исполнил обещанье».С этим словом сундучокБрякнул плотно на песок,Только берег закачался.«Ну, теперь я расквитался.Если ж вновь принужусь я,Позови опять меня;Твоего благодеяньяНе забыть мне… До свиданья!»Тут кит-чудо замолчалИ, всплеснув, на дно упал.
Горбунок-конек проснулся,Встал на лапки, отряхнулся,На Иванушку взглянулИ четырежды прыгнул.«Ай да Кит Китович! Славно!Долг свой выплатил исправно!Ну, спасибо, рыба-кит! —Горбунок конек кричит. —Что ж, хозяин, одевайся,В путь-дорожку отправляйся;Три денька ведь уж прошло:Завтра срочное число.Чай, старик уж умирает».Тут Ванюша отвечает:«Рад бы радостью поднять,Да ведь силы не занять!Сундучишко больно плотен,Чай, чертей в него пять сотенКит проклятый насажал.Я уж трижды подымал;Тяжесть страшная такая!»Тут конек, не отвечая,Поднял ящичек ногой,Будто камушек какой,И взмахнул к себе на шею.«Ну, Иван, садись скорее!Помни, завтра минет срок,А обратный путь далек».
Стал четвертый день зориться.Наш Иван уже в столице.Царь с крыльца к нему бежит.«Что кольцо мое?» — кричит.Тут Иван с конька слезаетИ преважно отвечает:«Вот тебе и сундучок!Да вели-ка скликать полк:Сундучишко мал хоть на вид,Да и дьявола задавит».Царь тотчас стрельцов позвалИ немедля приказалСундучок отнесть в светлицу,
Сам пошел по Царь-девицу.«Перстень твой, душа, найден, —Сладкогласно молвил он, —И теперь, примолвить снова,Нет препятства никакогоЗавтра утром, светик мой,Обвенчаться мне с тобой.Но не хочешь ли, дружочек,Свой увидеть перстенечек?Он в дворце моем лежит».Царь-девица говорит:«Знаю, знаю! Но, признаться,Нам нельзя еще венчаться». —«Отчего же, светик мой?Я люблю тебя душой;Мне, прости ты мою смелость,Страх жениться захотелось.Если ж ты… то я умруЗавтра ж с горя поутру.Сжалься, матушка царица!»Говорит ему девица:
«Но взгляни-ка, ты ведь сед;Мне пятнадцать только лет:Как же можно нам венчаться?Все цари начнут смеяться,Дед-то, скажут, внуку взял!»Царь со гневом закричал:«Пусть-ка только засмеются —У меня как раз свернутся:Все их царства полоню!Весь их род искореню!»«Пусть не станут и смеяться,Все не можно нам венчаться, —Не растут зимой цветы:Я красавица, а ты?..Чем ты можешь похвалиться?» —Говорит ему девица.«Я хоть стар, да я удал! —Царь царице отвечал. —Как немножко приберуся,Хоть кому так покажусяРазудалым молодцом.Ну, да что нам нужды в том?Лишь бы только нам жениться».Говорит ему девица:«А такая в том нужда,Что не выйду никогдаЗа дурного, за седого,За беззубого такого!»Царь в затылке почесалИ, нахмуряся, сказал:«Что ж мне делать-то, царица?Страх как хочется жениться;Ты же, ровно на беду:Не пойду да не пойду!» —
«Не пойду я за седова, —Царь-девица молвит снова. —Стань, как прежде, молодец,Я тотчас же под венец». —«Вспомни, матушка царица,Ведь нельзя переродиться;Чудо бог один творит».Царь-девица говорит:«Коль себя не пожалеешь,Ты опять помолодеешь.Слушай: завтра на зареНа широком на двореДолжен челядь ты заставитьТри котла больших поставитьИ костры под них сложить.Первый надобно налитьДо краев водой студеной,А второй — водой вареной,А последний — молоком,Вскипятя его ключом.Вот, коль хочешь ты женитьсяИ красавцем учиниться, —Ты без платья, налегке,Искупайся в молоке;Тут побудь в воде вареной,А потом еще в студеной,И скажу тебе, отец,Будешь знатный молодец!»
Царь не вымолвил ни слова,Кликнул тотчас стремяннова.
«Что, опять на окиян? —Говорит царю Иван. —Нет уж, дудки, ваша милость!Уж и то во мне все сбилось.Не поеду ни за что!» —«Нет, Иванушка, не то.Завтра я хочу заставитьНа дворе котлы поставитьИ костры под них сложить.Первый думаю налитьДо краев водой студеной,А второй — водой вареной,
А последний — молоком,Вскипятя его ключом.Ты же должен постаратьсяПробы ради искупатьсяВ этих трех больших котлах,В молоке и в двух водах». —«Вишь, откуда подъезжает! —Речь Иван тут начинает.Шпарят только поросят,Да индюшек, да цыплят;Я ведь, глянь, не поросенок,Не индюшка, не цыпленок.Вот в холодной, так оноИскупаться бы можно,А подваривать как станешь,Так меня и не заманишь.Полно, царь, хитрить, мудритьДа Ивана проводить!»Царь, затрясши бородою:«Что? рядиться мне с тобою! —Закричал он. — Но смотри!Если ты в рассвет зариНе исполнишь повеленье, —Я отдам тебя в мученье,Прикажу тебя пытать,По кусочкам разрывать.Вон отсюда, болесть злая!»Тут Иванушка, рыдая,Поплелся на сеновал,Где конек его лежал.
«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конек. —Чай, наш старый женишокСнова выкинул затею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конек! — сказал. —Царь вконец меня сбывает;Сам подумай, заставляетИскупаться мне в котлах,В молоке и в двух водах:Как в одной воде студеной,А в другой воде вареной,Молоко, слышь, кипяток».Говорит ему конек:«Вот уж служба так уж служба!Тут нужна моя вся дружба.Как же к слову не сказать:Лучше б нам пера не брать;От него-то, от злодея,Столько бед тебе на шею…Ну, не плачь же, бог с тобой!Сладим как-нибудь с бедой.И скорее сам я сгину,Чем тебя, Иван, покину.Слушай: завтра на заре,В те поры, как на двореТы разденешься, как должно,Ты скажи царю: «Не можно ль,Ваша милость, приказатьГорбунка ко мне послать,Чтоб впоследни с ним проститься».Царь на это согласится.
Вот как я хвостом махну,В те котлы мордой макну,На тебя два раза прысну,Громким посвистом присвистну,Ты, смотри же, не зевай:В молоко сперва ныряй,Тут в котел с водой вареной,А оттудова в студеной.А теперича молисьДа спокойно спать ложись».
На другой день, утром рано,Разбудил конек Ивана:«Эй, хозяин, полно спать!Время службу исполнять».Тут Ванюша почесался,Потянулся и поднялся,Помолился на заборИ пошел к царю во двор.
Там котлы уже кипели;Подле них рядком сиделиКучера и повараИ служители двора;
Дров усердно прибавляли,Об Иване толковалиВтихомолку меж собойИ смеялися порой.
Вот и двери растворились;Царь с царицей появилисьИ готовились с крыльцаПосмотреть на удальца.«Ну, Ванюша, раздевайсяИ в котлах, брат, покупайся!» —Царь Ивану закричал.Тут Иван одежду снял,Ничего не отвечая.А царица молодая,Чтоб не видеть наготу,Завернулася в фату.Вот Иван к котлам поднялся,Глянул в них — и зачесался.«Что же ты, Ванюша, стал? —Царь опять ему вскричал. —Исполняй-ка, брат, что должно!»Говорит Иван: «Не можно ль,Ваша милость, приказатьГорбунка ко мне послать.Я впоследни б с ним простился».Царь, подумав, согласилсяИ изволил приказатьГорбунка к нему послать.Тут слуга конька приводитИ к сторонке сам отходит.
Вот конек хвостом махнул,В те котлы мордой макнул,На Ивана дважды прыснул,Громким посвистом присвистнул.На конька Иван взглянулИ в котел тотчас нырнул,Тут в другой, там в третий тоже,И такой он стал пригожий,Что ни в сказке не сказать,Ни пером не написать!Вот он в платье нарядился,Царь-девице поклонился,
Осмотрелся, подбодрясь,С важным видом, будто князь.
«Эко диво! — все кричали. —Мы и слыхом не слыхали,Чтобы льзя похорошеть!»
Царь велел себя раздеть,Два раза перекрестился,Бух в котел — и там сварился!
Царь-девица тут встает,Знак к молчанью подает,Покрывало поднимаетИ к прислужникам вещает:«Царь велел вам долго жить!Я хочу царицей быть.Люба ль я вам? Отвечайте!Если люба, то признайтеВолодетелем всегоИ супруга моего!»Тут царица замолчала,На Ивана показала.
«Люба, люба! — все кричат. —За тебя хоть в самый ад!Твоего ради таланаПризнаем царя Ивана!»Царь царицу тут берет,В церковь божию ведет,И с невестой молодоюОн обходит вкруг налою.
Пушки с крепости палят;В трубы кованы трубят;Все подвалы отворяют,Бочки с фряжским выставляют,И, напившися, народЧто есть мочушки дерет:«Здравствуй, царь наш со царицей!С распрекрасной Царь-девицей!»
Во дворце же пир горой:Вина льются там рекой;За дубовыми столамиПьют бояре со князьями.Сердцу любо! Я там был,Мед, вино и пиво пил;По усам хоть и бежало,В рот ни капли не попало.
(Илл. Кочергина Н.М.)
