Кому на Руси жить хорошо — Некрасов Н.

Однажды на столбовой дроге встретились семь мужиков и заспорили о том, кому на Руси вольготно живется. И решили они не возвращаться по домам, пока не найдут ответ на этот вопрос.

Оглавление:

• ♦   Часть первая
• ♦   Пролог
• ♦   Глава IПоп
• ♦   Глава IIСельская ярмонка
• ♦   Глава IIIПьяная ночь
• ♦   Глава IVСчастливые
• ♦   Глава VПомещик
• ♦   Последыш
• ♦   Глава I
• ♦   II
• ♦   III
• ♦   Пир на весь мир 
• ♦   Крестьянка
• ♦   Пролог
• ♦   Глава IДо замужества
• ♦   Глава IIПесни
• ♦   Глава IIIСавелий, богатырь святорусский
• ♦   Глава IVДемушка
• ♦   Глава VВолчица
• ♦   Глава VIТрудный год
• ♦   Глава VIIГубернаторша
• ♦   Глава VIIIБабья притча
• ♦   ЭпилогГриша Добросклонов
• ♦   I
• ♦   II
• ♦   III

Часть первая

Пролог

В каком году — рассчитывай,В какой земле — угадывай,На столбовой дороженькеСошлись семь мужиков:Семь временнообязанных,Подтянутой губернии,Уезда Терпигорева,Пустопорожней волости,Из смежных деревень:Заплатова, Дырявина,Разутова, Знобишина.Горелова, Неелова —Неурожайка тож,Сошлися — и заспорили:Кому живется весело,Вольготно на Руси?Роман сказал: помещику,Демьян сказал: чиновнику,Лука сказал: попу.Купчине толстопузому! —Сказали братья Губины,Иван и Митродор.Старик Пахом потужилсяИ молвил, в землю глядючи:Вельможному боярину,Министру государеву.А Пров сказал: царю…Мужик что бык: втемяшитсяВ башку какая блажь —Колом ее оттудоваНе выбьешь: упираются,Всяк на своем стоит!Такой ли спор затеяли,Что думают прохожие —Знать, клад нашли ребятушкиИ делят меж собой…По делу всяк по своемуДо полдня вышел из дому:Тот путь держал до кузницы,Тот шел в село ИваньковоПозвать отца ПрокофияРебенка окрестить.Пахом соты медовыеНес на базар в Великое,А два братана ГубиныТак просто с недоуздочкомЛовить коня упрямогоВ свое же стадо шли.Давно пора бы каждомуВернуть своей дорогою —Они рядком идут!Идут, как будто гонятсяЗа ними волки серые,Что дале — то скорей.Идут — перекоряются!Кричат — не образумятся!А времечко не ждет.За спором не заметили.Как село солнце красное,Как вечер наступил.Наверно б ночку целуюТак шли — куда не ведая,Когда б им баба встречная,Корявая Дурандиха,Не крикнула: «Почтенные!Куда вы на ночь глядючиНадумали идти?..»Спросила, засмеялася,Хлестнула, ведьма, меринаИ укатила вскачь…«Куда?..» — ПереглянулисяТут наши мужики,Стоят, молчат, потупились…Уж ночь давно сошла,Зажглися звезды частыеВ высоких небесах,Всплыл месяц, тени черныеДорогу перерезалиРетивым ходокам.Ой тени! тени черные!Кого вы не нагоните?Кого не перегоните?Вас только, тени черные,Нельзя поймать — обнять!На лес, на путь-дороженькуГлядел, молчал Пахом,Глядел — умом раскидывалИ молвил наконец:«Ну! леший шутку славнуюНад нами подшутил!Никак ведь мы без малогоВерст тридцать отошли!Домой теперь ворочаться —Устали — не дойдем,Присядем, — делать нечего.До солнца отдохнем!..»Свалив беду на лешего,Под лесом при дороженькеУселись мужики.Зажгли костер, сложилися,За водкой двое сбегали,А прочие покудоваСтаканчик изготовили,Бересты понадрав.Приспела скоро водочка.Приспела и закусочка —Пируют мужички!Косушки по три выпили,Поели — и заспорилиОпять: кому жить весело,Вольготно на Руси?Роман кричит: помещику,Демьян кричит: чиновнику,Лука кричит: попу;Купчине толстопузому, —Кричат братаны Губины.Иван и Митродор;Пахом кричит: светлейшемуВельможному боярину,Министру государеву.А Пров кричит: царю!Забрало пуще прежнегоЗадорных мужиков,Ругательски ругаются,Не мудрено, что вцепятсяДруг другу в волоса…Гляди — уж и вцепилися!Роман тузит Пахомушку,Демьян тузит Луку.А два братана ГубиныУтюжат Прова дюжего, —И всяк свое кричит!Проснулось эхо гулкое,Пошло гулять-погуливать,Пошло кричать-покрикивать,Как будто подзадориватьУпрямых мужиков.Царю! — направо слышится,Налево отзывается:Попу! попу! попу!Весь лес переполошился,С летающими птицами,Зверями быстроногимиИ гадами ползущими, —И стон, и рев, и гул!Всех прежде зайка серенькийИз кустика соседнегоВдруг выскочил, как встрепанный,И наутек пошел!За ним галчата малыеВверху березы поднялиПротивный, резкий писк.А тут еще у пеночкиС испугу птенчик крохотныйИз гнездышка упал;Щебечет, плачет пеночка,Где птенчик? — не найдет!Потом кукушка стараяПроснулась и надумалаКому-то куковать;Раз десять принималася,Да всякий раз сбиваласяИ начинала вновь…Кукуй, кукуй, кукушечка!Заколосится хлеб,Подавишься ты колосом —Не будешь куковать!  1Слетелися семь филинов,Любуются побоищемС семи больших дерев,Хохочут, полуночники!А их глазищи желтыеГорят, как воску ярогоЧетырнадцать свечей!И ворон, птица умная.Приспел, сидит на деревеУ самого костра.Сидит да черту молится,Чтоб до смерти ухлопалиКоторого-нибудь!Корова с колокольчиком,Что с вечера отбиласяОт стада, чуть послышалаЛюдские голоса —Пришла к костру, уставилаГлаза на мужиков.Шальных речей послушалаИ начала, сердечная,Мычать, мычать, мычать!Мычит корова глупая,Пищат галчата малые.Кричат ребята буйные,А эхо вторит всем.Ему одна заботушка —Честных людей поддразнивать,Пугать ребят и баб!Никто его не видывал,А слышать всякий слыхивал,Без тела — а живет оно,Без языка — кричит!Сова — замоскворецкаяКнягиня — тут же мычется,Летает над крестьянами,Шарахаясь то о землю,То о кусты крылом…Сама лисица хитрая,По любопытству бабьему,Подкралась к мужикам,Послушала, послушалаИ прочь пошла, подумавши:«И черт их не поймет!»И вправду: сами спорщикиЕдва ли знали, помнили —О чем они шумят…Намяв бока порядочноДруг другу, образумилисьКрестьяне наконец,Из лужицы напилися,Умылись, освежилися,Сон начал их кренить…Тем часом птенчик крохотный,Помалу, по полсаженки,Низком перелетаючи,К костру подобрался.Поймал его Пахомушка,Поднес к огню, разглядывалИ молвил: «Пташка малая,А ноготок востер!Дыхну — с ладони скатишься,Чихну — в огонь укатишься,Щелкну — мертва покатишься,А все ж ты, пташка малая,Сильнее мужика!Окрепнут скоро крылышки,Тю-тю! куда ни вздумаешь,Туда и полетишь!Ой ты, пичуга малая!Отдай свои нам крылышки,Все царство облетим,Посмотрим, поразведаем,Поспросим — и дознаемся:Кому живется счастливо,Вольготно на Руси?»«Не надо бы и крылышек.Кабы нам только хлебушкаПо полупуду в день. —И так бы мы Русь-матушкуНогами перемеряли!» —    Сказал угрюмый Пров.«Да по ведру бы водочки», —Прибавили охочиеДо водки братья Губины,Иван и Митродор.«Да утром бы огурчиковСоленых по десяточку», —Шутили мужики.«А в полдень бы по жбанчикуХолодного кваску».«А вечером по чайничкуГорячего чайку…»Пока они гуторили,Вилась, кружилась пеночкаНад ними: все прослушалаИ села у костра.Чивикнула, подпрыгнулаИ человечьим голосомПахому говорит:«Пусти на волю птенчика!За птенчика за малогоЯ выкуп дам большой».— А что ты дашь? —

 «Дам хлебушкаПо полупуду в день,Дам водки по ведерочку,Поутру дам огурчиков,А в полдень квасу кислого,А вечером чайку!»— А где, пичуга малая, —Спросили братья Губины, —Найдешь вина и хлебушкаТы на семь мужиков? —«Найти — найдете сами вы,А я, пичуга малая,Скажу вам, как найти».— Скажи! —                        «Идите по лесу,Против столба тридцатогоПрямехонько версту:Придете на поляночку.Стоят на той поляночкеДве старые сосны,Под этими под соснамиЗакопана коробочкаДобудьте вы ее, —Коробка та волшебная:В ней скатерть самобранная,Когда ни пожелаете,Накормит, напоит!Тихонько только молвите:„Эй! скатерть самобранная!Попотчуй мужиков!“По вашему хотению,По моему велению,Все явится тотчас.Теперь — пустите птенчика!»— Постой! мы люди бедные,Идем в дорогу дальную. —Ответил ей Пахом. —Ты, вижу, птица мудрая,Уважь — одежу старуюНа нас заворожи! —— Чтоб армяки мужицкиеНосились, не сносилися! —Потребовал Роман.— Чтоб липовые лапоткиСлужили, не разбилися, —Потребовал Демьян.— Чтоб вошь, блоха паскуднаяВ рубахах не плодилася, —Потребовал Лука.— Не прели бы онученьки… —Потребовали Губины…А птичка им в ответ:«Все скатерть самобраннаяЧинить, стирать, просушиватьВам будет… Ну, пусти!..»Раскрыв ладонь широкую,Пахом птенца пустил.Пустил — и птенчик крохотный,Помалу, по полсаженки,Низком перелетаючи,Направился к дуплу.За ним взвилася пеночкаИ на лету прибавила:«Смотрите, чур, одно!Съестного сколько вынесетУтроба — то и спрашивай,А водки можно требоватьВ день ровно по ведру.Коли вы больше спросите,И раз и два — исполнитсяПо вашему желанию,А в третий быть беде!»И улетела пеночкаС своим родимым птенчиком,А мужики гуськомК дороге потянулисяИскать столба тридцатого.Нашли! — Молчком идутПрямехонько, вернехонькоПо лесу по дремучему,Считают каждый шаг.И как версту отмеряли,Увидели поляночку —Стоят на той поляночкеДве старые сосны…Крестьяне покопалися,Достали ту коробочку,Открыли — и нашлиТу скатерть самобранную!Нашли и разом вскрикнули:«Эй, скатерть самобранная!Попотчуй мужиков!»Глядь — скатерть развернулася,Откудова ни взялисяДве дюжие руки,Ведро вина поставили,Горой наклали хлебушка,И спрятались опять.«А что же нет огурчиков?»«Что нет чайку горячего?»«Что нет кваску холодного?»Все появилось вдруг…Крестьяне распоясались,У скатерти уселися.Пошел тут пир горой!На радости целуются,Друг дружке обещаютсяВперед не драться зря,А с толком дело спорноеПо разуму, по-божески.На чести повести —В домишки не ворочаться,Не видеться ни с женами.Ни с малыми ребятами,Ни с стариками старыми,Покуда делу спорномуРешенья не найдут,Покуда не доведаютКак ни на есть доподлинно:Кому живется счастливо,Вольготно на Руси?Зарок такой поставивши,Под утро как убитыеЗаснули мужики…

___

1  Кукушка перестает куковать, когда заколосится хлеб («подавившись колосом», — говорит народ).

к оглавлению ↑

Глава IПоп

Широкая дороженька,Березками обставлена,Далеко протянулася,Песчана и глуха.По сторонам дороженькиИдут холмы пологиеС полями, с сенокосами,А чаще с неудобною,Заброшенной землей;Стоят деревни старые,Стоят деревни новые,У речек, у прудов…Леса, луга поемные,Ручьи и реки русскиеВесною хороши.Но вы, поля весенние!На ваши всходы бедныеНевесело глядеть!«Недаром в зиму долгую(Толкуют наши странники)Снег каждый день валил.Пришла весна — сказался снег!Он смирен до поры:Летит — молчит, лежит — молчит,Когда умрет, тогда ревет.Вода — куда ни глянь!Поля совсем затоплены,Навоз возить — дороги нет,А время уж не раннее —Подходит месяц май!»Нелюбо и на старые,Больней того на новыеДеревни им глядеть.Ой избы, избы новые!Нарядны вы, да строит васНе лишняя копеечка,А кровная беда!..С утра встречались странникамВсе больше люди малые:Свой брат крестьянин — лапотник,Мастеровые, нищие,Солдаты, ямщики.У нищих, у солдатиковНе спрашивали странники,Как им — легко ли, трудно лиЖивется на Руси?Солдаты шилом бреются,Солдаты дымом греются —Какое счастье тут?..Уж день клонился к вечеру,Идут путем — дорогою,Навстречу едет поп.Крестьяне сняли шапочки.Низенько поклонилися,Повыстроились в рядИ мерину саврасомуЗагородили путь.Священник поднял голову,Глядел, глазами спрашивал:Чего они хотят?«Небось! мы не грабители!» —Сказал попу Лука.(Лука — мужик присадистыйС широкой бородищею.Упрям, речист и глуп.Лука похож на мельницу:Одним не птица мельница,Что, как ни машет крыльями,Небось, не полетит).«Мы мужики степенные,Из временнообязанных,Подтянутой губернии,Уезда Терпигорева,Пустопорожней волости,Окольных деревень:Заплатова, Дырявина,Разутова, Знобишнна,Горелова, Неелова —Неурожайка тож.Идем по делу важному:У нас забота есть,Такая ли заботушка,Что из домов повыжила,С работой раздружила нас,Отбила от еды.Ты дай нам слово верноеНа нашу речь мужицкуюБез смеху и без хитрости,По совести, по разуму,По правде отвечать,Не то с своей заботушкойК другому мы пойдем…»— Даю вам слово верное:Коли вы дело спросите,Без смеху и без хитрости,По правде и по разуму,Как должно отвечать.

Аминь!.. —   «Спасибо. Слушай же!Идя путем — дорогою.Сошлись мы невзначай,Сошлися и заспорили:Кому живется весело,Вольготно на Руси?Роман сказал: помещику,Демьян сказал: чиновнику,А я сказал: попу.Купчине толстопузому, —Сказали братья Губины.Иван и Митродор.Пахом сказал: светлейшемуВельможному боярину,Министру государеву.А Пров сказал: царю…Мужик что бык: втемяшитсяВ башку какая блажь —Колом ее оттудоваНе выбьешь: как ни спорили,Не согласились мы!Поспоривши — повздорили,Повздоривши — подралися,Подравшися — одумали:Не расходиться врозь,В домишки не ворочаться,Не видеться ни с женами,Ни с малыми ребятами.Ни с стариками старыми,Покуда спору нашемуРешенья не найдем,Покуда не доведаемКак ни на есть доподлинно:Кому жить любо-весело,Вольготно на Руси?Скажи ж ты нам по — божески:Сладка ли жизнь поповская?Ты как — вольготно, счастливоЖивешь, честной отец?..»Потупился, задумался,В тележке сидя, попИ молвил: — Православные!Роптать на бога грех,Несу мой крест с терпением,Живу… а как? Послушайте!Скажу вам правду — истину,А вы крестьянским разумомСмекайте! —

«Начинай!» — В чем счастие, по вашему?Покой, богатство, честь —Не так ли, други милые? —Они сказали: «Так»…— Теперь посмотрим, братия,Каков попу покой?Начать, признаться, надо быПочти с рожденья самого,Как достается грамотаПоповскому сынку,Какой ценой поповичемСвященство покупается,Да лучше помолчим!Дороги наши трудные.Приход у нас большой.Болящий, умирающий,Рождающийся в мирНе избирают времени:В жнитво и в сенокос,В глухую ночь осеннюю,Зимой, в морозы лютые.И в половодье вешнее —Иди куда зовут!Идешь безотговорочно.И пусть бы только косточкиЛомалися одни, —Нет! всякий раз намается,Переболит душа.Не верьте, православные,Привычке есть предел:Нет сердца, выносящегоБез некоего трепетаПредсмертное хрипение,Надгробное рыдание,Сиротскую печаль!Аминь!.. Теперь подумайте.Каков попу покой?.. —Крестьяне мало думали,Дав отдохнуть священнику,Они с поклоном молвили:«Что скажешь нам еще?»— Теперь посмотрим, братия,Каков попу почет?Задача щекотливая,Не прогневить бы вас?..Скажите, православные,Кого вы называетеПородой жеребячьею?Чур! отвечать на спрос! —Крестьяне позамялися.Молчат — и поп молчит…— С кем встречи вы боитеся,Идя путем-дорогою?Чур! отвечать на спрос! —Кряхтят, переминаются,Молчат!                — О ком слагаетеВы сказки балагурные,И песни непристойные,И всякую хулу?..

Мать-попадью степенную,Попову дочь безвинную,Семинариста всякого —Как чествуете вы?Кому вдогон, как мерину,Кричите: го-го-го?.. —Потупились ребятушки,Молчат — и поп молчит…Крестьяне думу думали,А поп широкой шляпоюВ лицо себе помахивалДа на небо глядел.Весной, что внуки малые,С румяным солнцем — дедушкойИграют облака:Вот правая сторонушкаОдной сплошною тучеюПокрылась — затуманилась,Стемнела и заплакала:Рядами нити серыеПовисли до земли.А ближе, над крестьянами,Из небольших, разорванных,Веселых облачковСмеется солнце красное,Как девка из снопов.

Но туча передвинулась,Поп шляпой накрывается,Быть сильному дождю.А правая сторонушкаУже светла и радостна,Там дождь перестает.Не дождь, там чудо божие:Там с золотыми ниткамиРазвешаны мотки…«Не сами… по родителямМы так-то…» — братья ГубиныСказали наконец.И прочие поддакнули:«Не сами, по родителям!»А поп сказал: — Аминь!Простите, православные!Не в осужденье ближнего,А по желанью вашемуЯ правду вам сказал.Таков почет священникуВ крестьянстве. А помещики… —«Ты мимо их, помещиков!Известны нам они!»— Теперь посмотрим, братия,Откудова богачествоПоповское идет?..Во время недалекоеИмперия российскаяДворянскими усадьбамиБыла полным — полна.И жили там помещики,Владельцы именитые,Каких теперь уж нет!Плодилися и множилисьИ нам давали жить.Что свадеб там игралося,Что деток нарождалосяНа даровых хлебах!Хоть часто крутонравные,Однако доброхотныеТо были господа,Прихода не чуждалися:У нас они венчалися,У нас крестили детушек,К нам приходили каяться,Мы отпевали их,А если и случалося,Что жил помещик в городе,Так умирать наверноеВ деревню приезжал.Коли умрет нечаянно,И тут накажет накрепкоВ приходе схоронить.Глядишь, ко храму сельскомуНа колеснице траурнойВ шесть Лошадей наследникиПокойника везут —Попу поправка добрая,Мирянам праздник праздником…А ныне уж не то!Как племя иудейское,Рассеялись помещикиПо дальней чужеземщинеИ по Руси родной.Теперь уж не до гордостиЛежать в родном владенииРядком с отцами, с дедами,Да и владенья многиеБарышникам пошли.Ой холеные косточкиРоссийские, дворянские!Где вы не позакопаны?В какой земле вас нет?Потом, статья… раскольники…Не грешен, не живился яС раскольников ничем.По счастью, нужды не было:В моем приходе числитсяЖивущих в православииДве трети прихожан.А есть такие волости,Где сплошь почти раскольники,Так тут как быть попу?Все в мире переменчиво,Прейдет и самый мир…Законы, прежде строгиеК раскольникам, смягчилися,А с ними и поповскомуДоходу мат пришел.Перевелись помещики,В усадьбах не живут ониИ умирать на старостиУже не едут к нам.Богатые помещицы,Старушки богомольные,Которые повымерли.Которые пристроилисьВблизи монастырей,Никто теперь подрясникаПопу не подарит!Никто не вышьет воздухов…

Живи с одних крестьян,Сбирай мирские гривенки,Да пироги по праздникам,Да яйца о святой.Крестьянин сам нуждается,И рад бы дал, да нечего…А то еще не всякомуИ мил крестьянский грош.Угоды наши скудные,Пески, болота, мхи,Скотинка ходит впроголодь,Родится хлеб сам-друг,А если и раздобритсяСыра земля-кормилица,Так новая беда:Деваться с хлебом некуда!Припрет нужда, продашь егоЗа сущую безделицу,А там — неурожай!Тогда плати втридорога,Скотинку продавай.Молитесь, православные!Грозит беда великаяИ в нынешнем году:Зима стояла лютая,Весна стоит дождливая,Давно бы сеять надобно,А на полях — вода!Умилосердись, господи!Пошли крутую радугуНа наши небеса! 1(Сняв шляпу, пастырь крестится,И слушатели тож.)Деревни наши бедные,А в них крестьяне хворыеДа женщины печальницы,Кормилицы, поилицы,Рабыни, богомолицыИ труженицы вечные,Господь прибавь им сил!С таких трудов копейкамиЖивиться тяжело!Случается, к недужномуПридешь: не умирающий,Страшна семья крестьянскаяВ тот час, как ей приходитсяКормильца потерять!Напутствуешь усопшегоИ поддержать в оставшихсяПо мере сил стараешьсяДух бодр! А тут к тебеСтаруха, мать покойника,Глядь, тянется с костлявою,Мозолистой рукой.Душа переворотится,Как звякнут в этой рученькеДва медных пятака!Конечно, дело чистое —За требу воздаяние,Не брать — так нечем жить.Да слово утешенияЗамрет на языке,И словно как обиженныйУйдешь домой… Аминь… —Покончил речь — и меринаХлестнул легонько поп.Крестьяне расступилися,Низенько поклонилися.Конь медленно побрел.А шестеро товарищей,Как будто сговорилися,Накинулись с упреками.С отборной крупной руганьюНа бедного Луку.«Что взял? башка упрямая!Дубина деревенская!Туда же лезет в спор!„Дворяне колокольные —Попы живут по-княжески.Идут под небо самоеПоповы терема,Гудит попова вотчина —Колокола горластые —На целый божий мир.Три года я, робятушки,Жил у попа в работниках,Малина — не житье!Попова каша — с маслицем.Попов пирог — с начинкою,Поповы щи — с снетком!Жена попова толстая,Попова дочка белая,Попова лошадь жирная,Пчела попова сытая.Как колокол гудет!“Ну, вот тебе хваленоеПоповское житье!Чего орал, куражился?На драку лез, анафема?Не тем ли думал взять,Что борода лопатою?Так с бородой козелГулял по свету ранее,Чем праотец Адам,А дураком считаетсяИ посейчас козел!..»Лука стоял, помалчивал,Боялся, не наклали быТоварищи в бока.Оно быть так и сталося,Да к счастию крестьянинаДорога позагнулася —Лицо попово строгоеЯвилось на бугре…—

1  Крутая радуга — к вёдру; пологая — к дождю.

к оглавлению ↑

Глава IIСельская ярмонка

Недаром наши странникиПоругивали мокрую.Холодную весну.Весна нужна крестьянинуИ ранняя и дружная,А тут — хоть волком вой!Не греет землю солнышко.И облака дождливые,Как дойные коровушки.Идут по небесам.Согнало снег, а зелениНи травки, ни листа!Вода не убирается,Земля не одеваетсяЗеленым ярким бархатомИ, как мертвец без савана,Лежит под небом пасмурнымПечальна и нага.Жаль бедного крестьянина,А пуще жаль скотинушку;Скормив запасы скудные,Хозяин хворостиноюПрогнал ее в луга,А что там взять? Чернехонько!Лишь на Николу вешнегоПогода поуставилась,Зеленой свежей травушкойПолакомился скот.День жаркий. Под березкамиКрестьяне пробираются,Гуторят меж собой:«Идем одной деревнею,Идем другой — пустехонько!А день сегодня праздничный,Куда пропал народ?..»Идут селом — на улицеОдни ребята малые,В домах — старухи старые,А то и вовсе запертыКалитки на замок.Замок — собачка верная:Не лает, не кусаетсяА не пускает в дом!Прошли село, увиделиВ зеленой раме зеркало:С краями полный пруд.Над прудом реют ласточки;Какие — то комарики,Проворные и тощие,Вприпрыжку, словно посуху,Гуляют по воде.По берегам, в ракитнике,Коростели скрипят.На длинном, шатком плотикеС вальком поповна толстаяСтоит, как стог подщипанный,Подтыкавши подол.На этом же на плотикеСпит уточка с утятами…Чу! лошадиный храп!Крестьяне разом глянулиИ над водой увиделиДве головы: мужицкую.Курчавую и смуглую,С серьгой (мигало солнышкоНа белой той серьге),Другую — лошадинуюС веревкой сажен в пять.Мужик берет веревку в рот,Мужик плывет — и конь плывет,Мужик заржал — и конь заржалПлывут, орут! Под бабою,Под малыми утятамиПлот ходит ходенем.Догнал коня — за холку хвать!Вскочил и на луг выехалДетина: тело белое,А шея как смола;Вода ручьями катитсяС коня и с седока.«А что у вас в селенииНи старого ни малого,Как вымер весь народ?»— Ушли в село Кузьминское,Сегодня там и ярмонкаИ праздник храмовой. —«А далеко Кузьминское?»— Да будет версты три. —«Пойдем в село Кузьминское,Посмотрим праздник-ярмонку!» —Решили мужики,А про себя подумали:«Не там ли он скрывается,Кто счастливо живет?..»Кузьминское богатое,А пуще того — грязноеТорговое село.По косогору тянется,Потом в овраг спускается.А там опять на горочку —Как грязи тут не быть?Две церкви в нем старинные,Одна старообрядская,Другая православная.Дом с надписью: училище.Пустой, забитый наглухо,Изба в одно окошечко,С изображеньем фельдшера,Пускающего кровь.Есть грязная гостиница,Украшенная вывеской(С большим носатым чайникомПоднос в руках подносчика,И маленькими чашками,Как гусыня гусятами,Тот чайник окружен),Есть лавки постоянныеВподобие уездногоГостиного двора…Пришли на площадь странники:Товару много всякогоИ видимо-невидимоНароду! Не потеха ли?Кажись, нет ходу крестного.А, словно пред иконами.Без шапок мужики.Такая уж сторонушка!Гляди, куда деваютсяКрестьянские шлыки:Помимо складу винного,Харчевни, ресторации,Десятка штофных лавочек,Трех постоялых двориков,Да «ренскового погреба»,Да пары кабаков.Одиннадцать кабачниковДля праздника поставилиПалатки на селе.При каждой пять подносчиков;Подносчики — молодчики,Наметанные, дошлые,А все им не поспеть,Со сдачей не управиться!Гляди, что протянулосяКрестьянских рук, со шляпами,С платками, с рукавицами.Ой жажда православная,Куда ты велика!Лишь окатить бы душеньку,А там добудут шапочки.Как отойдет базар.По пьяным по головушкамИграет солнце вешнее…Хмельно, горластно, празднично,Пестро, красно кругом!Штаны на парнях плисовы.Жилетки полосатые,Рубахи всех цветов;На бабах платья красные,У девок косы с лентами,Лебедками плывут!А есть еще затейницы,Одеты по-столичному —И ширится, и дуетсяПодол на обручах!Заступишь — расфуфырятся!Вольно же, новомодницы,Вам снасти рыболовныеПод юбками носить!На баб нарядных глядючи,Старообрядка злющаяТоварке говорит:«Быть голоду! быть голоду!Дивись, как всходы вымокли,Что половодье вешнееСтоит до Петрова!С тех пор, как бабы началиРядиться в ситцы красные, —Леса не подымаются,А хлеба хоть не сей!»— Да чем же ситцы красныеТут провинились, матушка?Ума не приложу! —«А ситцы те французские —Собачьей кровью крашены!Ну… поняла теперь?..»По конной потолкалися,По взгорью, где наваленыКосули, грабли, бороны,Багры, станки тележные,Ободья, топоры.

Там шла торговля бойкая,С божбою, с прибаутками,С здоровым, громким хохотомИ как не хохотать?Мужик какой-то крохотныйХодил, ободья пробовал:Погнул один — не нравится,Погнул другой, потужился.А обод как распрямится —Щелк по лбу мужика!Мужик ревет над ободом,«Вязовою дубиною»Ругает драчуна.Другой приехал с разноюПоделкой деревянною —И вывалил весь воз!Пьяненек! Ось сломалася,А стал ее уделывать —Топор сломал! РаздумалсяМужик над топором,Бранит его, корит его,Как будто дело делает:«Подлец ты, не топор!Пустую службу, плевуюИ ту не сослужил.Всю жизнь свою ты кланялся,А ласков не бывал!»Пошли по лавкам странники:Любуются платочками,Ивановскими ситцами,Шлеями, новой обувью,Издельем кимряков.У той сапожной лавочкиОпять смеются странники:Тут башмачки козловыеДед внучке торговал,Пять раз про цену спрашивал,Вертел в руках, оглядывал:Товар первейший сорт!«Ну, дядя! два двугривенныхПлати, не то проваливай!» —Сказал ему купец.— А ты постой! — ЛюбуетсяСтарик ботинкой крохотной,Такую держит речь:— Мне зять — плевать, и дочь смолчит,Жена — плевать, пускай ворчит!А внучку жаль! ПовесиласьНа шею, егоза:«Купи гостинчик, дедушка.Купи!» — Головкой шелковойЛицо щекочет, ластится,Целует старика.Постой, ползунья босая!Постой, юла! КозловыеБотиночки куплю…Расхвастался Вавилушка,И старому и маломуПодарков насулил,А пропился до грошика!Как я глаза бесстыжиеДомашним покажу?..Мне зять — плевать, и дочь смолчит,Жена — плевать, пускай ворчит!А внучку жаль!.. — Пошел опятьПро внучку! Убивается!..Народ собрался, слушает,Не смеючись, жалеючи;Случись, работой, хлебушкомЕму бы помогли,А вынуть два двугривенных —Так сам ни с чем останешься.Да был тут человек,Павлуша Веретенников(Какого роду, звания,Не знали мужики.Однако звали «барином».Горазд он был балясничать,Носил рубаху красную,Поддевочку суконную,Смазные сапоги;Пел складно песни русскиеИ слушать их любил.Его видали многиеНа постоялых двориках,В харчевнях, в кабаках.)Так он Вавилу выручил —Купил ему ботиночки.Вавило их схватилИ был таков! — На радостиСпасибо даже баринуЗабыл сказать старик,Зато крестьяне прочиеТак были разутешены,Так рады, словно каждогоОн подарил рублем!

Была тут также лавочкаС картинами и книгами,Офени запасалисяСвоим товаром в ней.«А генералов надобно?» —Спросил их купчик-выжига.«И генералов дай!Да только ты по совести.Чтоб были настоящие —Потолще, погрозней».«Чудные! как вы смотрите! —Сказал купец с усмешкою, —Тут дело не в комплекции…»— А в чем же? шутишь, друг!Дрянь, что ли, сбыть желательно?.А мы куда с ней денемся?Шалишь! Перед крестьяниномВсе генералы равные,Как шишки на ели:Чтобы продать плюгавого,Попасть на доку надобно,А толстого да грозногоЯ всякому всучу…

Давай больших, осанистых,Грудь с гору, глаз навыкате,Да чтобы больше звезд! —«А статских не желаете?»— Ну, вот еще со статскими! —(Однако взяли — дешево! —Какого-то сановникаЗа брюхо с бочку виннуюИ за семнадцать звезд.)Купец — со всем почтением,Что любо, тем и потчует(С Лубянки — первый вор!) —Спустил по сотне Блюхера,Архимандрита Фотия,Разбойника Сипко,Сбыл книги: «Шут Балакирев»И «Английский милорд»…Легли в коробку книжечки,Пошли гулять портретикиПо царству всероссийскому,Покамест не пристроятсяВ крестьянской летней горенке,На невысокой стеночке…Черт знает для чего!Эх! эх! придет ли времечко,Когда (приди, желанное!..)Дадут понять крестьянину,Что розь портрет портретику,Что книга книге розь?Когда мужик не БлюхераИ не милорда глупого —Белинского и ГоголяС базара понесет?Ой люди, люди русские!Крестьяне православные!Слыхали ли когда-нибудьВы эти имена?То имена великие,Носили их, прославилиЗаступники народные!Вот вам бы их портретикиПовесить в ваших горенках,Их книги прочитать…«И рад бы в рай, да дверь-то где?» —Такая речь врываетсяВ лавчонку неожиданно.— Тебе какую дверь? —«Да в балаган. Чу! музыка!..»— Пойдем, я укажу! —Про балаган прослышавши,Пошли и наши странникиПослушать, поглазеть.Комедию с Петрушкою,С козою с барабанщицейИ не с простой шарманкою,А с настоящей музыкойСмотрели тут они.Комедия не мудрая,Однако и не глупая,Хожалому, квартальномуНе в бровь, а прямо в глаз!Шалаш полным — полнехонек.Народ орешки щелкает,А то два-три крестьянинаСловечком перекинутся —Гляди, явилась водочка:Посмотрят да попьют!Хохочут, утешаютсяИ часто в речь ПетрушкинуВставляют слово меткое,Какого не придумаешь,Хоть проглоти перо!Такие есть любители —Как кончится комедия,За ширмочки пойдут,Целуются, братаются,Гуторят с музыкантами:«Откуда, молодцы?»— А были мы господские,Играли на помещика.Теперь мы люди вольные,Кто поднесет-попотчует,Тот нам и господин! —«И дело, други милые»Довольно бар вы тешили,Потешьте мужиков!Эй! малый! сладкой водочки!Наливки! чаю! полпива!Цимлянского — живей!..»И море разливанноеПойдет, щедрее барскогоРебяток угостят.Не ветры веют буйные,Не мать-земля колышется —Шумит, поет, ругается,Качается, валяется,Дерется и целуетсяУ праздника народ!Крестьянам показалося,Как вышли на пригорочек,Что все село шатается,Что даже церковь старуюС высокой колокольнеюШатнуло раз-другой! —Тут трезвому, что голому,Неловко… Наши странникиПрошлись еще по площадиИ к вечеру покинулиБурливое село…

к оглавлению ↑

Глава IIIПьяная ночь

Не ригой, не амбарами,Не кабаком, не мельницей,Как часто на Руси,Село кончалось низенькимБревенчатым строениемС железными решеткамиВ окошках небольших.За тем этапным зданиемШирокая дороженька,Березками обставлена,Открылась тут как тут.По будням малолюдная,Печальная и тихая,Не та она теперь!По всей по той дороженькеИ по окольным тропочкам,Докуда глаз хватал,Ползли, лежали, ехали.Барахталися пьяныеИ стоном стон стоял!Скрыпят телеги грузные,И, как телячьи головы,Качаются, мотаютсяПобедные головушкиУснувших мужиков!Народ идет — и падает,Как будто из-за валиковКартечью неприятелиПалят по мужикам!Ночь тихая спускается,Уж вышла в небо темноеЛуна, уж пишет грамотуГосподь червонным золотомПо синему по бархату,Ту грамоту мудреную,Которой ни разумникам,Ни глупым не прочесть.Дорога стоголосаяГудит! Что море синее,Смолкает, подымаетсяНародная молва.«А мы полтинник писарю:Прошенье изготовилиК начальнику губернии…»«Эй! с возу куль упал!»«Куда же ты, Оленушка?Постой! еще дам пряничка,Ты, как блоха проворная,Наелась — и упрыгнула.Погладить не далась!»«Добра ты, царска грамота,Да не при нас ты писана…»«Посторонись, народ!»(Акцизные чиновникиС бубенчиками, с бляхамиС базара пронеслись.)«А я к тому теперича:И веник дрянь, Иван Ильич,А погуляет по полу,Куда как напылит!»«Избави бог, Парашенька,Ты в Питер не ходи!Такие есть чиновники,Ты день у них кухаркою.А ночь у них сударкою —Так это наплевать!»«Куда ты скачешь, Саввушка?»(Кричит священник сотскомуВерхом, с казенной бляхою.)— В Кузьминское скачуЗа становым. Оказия:Там впереди крестьянинаУбили… — «Эх!.. грехи!..»«Худа ты стала, Дарьюшка!»— Не веретенце, друг!Вот то, чем больше вертится.Пузатее становится,А я как день — деньской… —«Эй, парень, парень глупенький,Оборванный, паршивенький,Эй, полюби меня!Меня, простоволосую,Хмельную бабу, старую,    Зааа-паааа-чканную!..»

Крестьяне наши трезвые,Поглядывая, слушая,Идут своим путем.Средь самой средь дороженькиКакой-то парень тихонькийБольшую яму выкопал.«Что делаешь ты тут?»— А хороню я матушку! —«Дурак! какая матушка!Гляди: поддевку новуюТы в землю закопал!Иди скорей да хрюкаломВ канаву ляг, воды испей!Авось, соскочит дурь!»«А ну, давай потянемся!»    Садятся два крестьянина,Ногами упираются,И жилятся, и тужатся,Кряхтят — на скалке тянутся,Суставчики трещат!На скалке не понравилось:«Давай теперь попробуемТянуться бородой!»Когда порядком бородыДруг дружке поубавили,Вцепились за скулы!Пыхтят, краснеют, корчатся,Мычат, визжат, а тянутся!«Да будет вам, проклятые!Не разольешь водой!»В канаве бабы ссорятся,Одна кричит: «Домой идтиТошнее, чем на каторгу!»Другая: — Врешь, в моем домуПохуже твоего!Мне старший зять ребро сломал,Середний зять клубок украл,Клубок плевок, да дело в том —Полтинник был замотан в нем,А младший зять все нож берет,Того гляди убьет, убьет!.. —«Ну, полно, полно, миленький!Ну, не сердись! — за валикомНеподалеку слышится.—Я ничего… пойдем!»Такая ночь бедовая!Направо ли, налево лиС дороги поглядишь:Идут дружненько парочки,Не к той ли роще правятся?Та роща манит всякого,В той роще голосистыеСоловушки поют…Дорога многолюднаяЧто позже — безобразнее:Все чаще попадаютсяИзбитые, ползущие,Лежащие пластом.Без ругани, как водится,Словечко не промолвится,Шальная, непотребная,Слышней всего она!У кабаков смятение,Подводы перепутались,Испуганные лошадиБез седоков бегут;Тут плачут дети малые.Тоскуют жены, матери:Легко ли из питейногоДозваться мужиков?..У столбика дорожногоЗнакомый голос слышится,Подходят наши странникиИ видят: Веретенников(Что башмачки козловыеВавиле подарил)Беседует с крестьянами.Крестьяне открываютсяМиляге по душе:Похвалит Павел песенку —Пять раз споют, записывай!Понравится пословица —Пословицу пиши!Позаписав достаточно.Сказал им Веретенников:«Умны крестьяне русские,Одно нехорошо,Что пьют до одурения,Во рвы, в канавы валятся —Обидно поглядеть!»    Крестьяне речь ту слушали,Поддакивали барину.Павлуша что-то в книжечкуХотел уже писать.Да выискался пьяненькийМужик, — он против баринаНа животе лежал,В глаза ему поглядывал,Помалчивал — да вдругКак вскочит! Прямо к барину —Хвать карандаш из рук!— Постой, башка порожняя!Шальных вестей, бессовестныхПро нас не разноси!Чему ты позавидовал!Что веселится беднаяКрестьянская душа?Пьем много мы по времени,А больше мы работаем.Нас пьяных много видится,А больше трезвых нас.По деревням ты хаживал?Возьмем ведерко с водкою,Пойдем-ка по избам:В одной, в другой навалятся,А в третьей не притронутся —У нас на семью пьющуюНепьющая семья!Не пьют, а также маются,Уж лучше б пили, глупые,Да совесть такова…Чудно смотреть, как ввалитсяВ такую избу трезвуюМужицкая беда, —И не глядел бы!.. ВидывалВ страду деревни русские?В питейном, что ль, народ?У нас поля обширные.А не гораздо щедрые,Скажи-ка, чьей рукойС весны они оденутся,А осенью разденутся?Встречал ты мужикаПосле работы вечером?

На пожне гору добруюПоставил, съел с горошину:«Эй! богатырь! соломинкойСшибу, посторонись!»Сладка еда крестьянская,Весь век пила железнаяЖует, а есть не ест!Да брюхо-то не зеркало,Мы на еду не плачемся…Работаешь один,А чуть работа кончена,Гляди, стоят три дольщика:Бог, царь и господин!А есть еще губитель-татьЧетвертый, злей татарина,Так тот и не поделится,Все слопает один!У нас пристал третьеводниТакой же барин плохонький.Как ты, из-под Москвы.Записывает песенки,Скажи ему пословицу,Загадку загани.А был другой — допытывал,На сколько в день сработаешь,По малу ли, по многу лиКусков пихаешь в рот?Иной угодья меряет,Иной в селеньи жителейПо пальцам перечтет,А вот не сосчитали же.По скольку в лето каждоеПожар пускает на ветерКрестьянского труда?..    Нет меры хмелю русскому.А горе наше меряли?Работе мера есть?Вино валит крестьянина,А горе не валит его?Работа не валит?Мужик беды не меряет,Со всякою справляется,Какая ни приди.Мужик, трудясь, не думает,Что силы надорвет.Так неужли над чаркоюЗадуматься, что с лишнегоВ канаву угодишь?А что глядеть зазорно вам,Как пьяные валяются.Так погляди поди,Как из болота волокомКрестьяне сено мокрое,Скосивши, волокут:Где не пробраться лошади,Где и без ноши пешемуОпасно перейти,Там рать — орда крестьянскаяПо кочам, по зажоринамПолзком ползет с плетюхами,—Трещит крестьянский пуп!    Под солнышком без шапочек,В поту, в грязи по макушку,Осокою изрезаны,Болотным гадом — мошкоюИзъеденные в кровь, —Небось мы тут красивее?Жалеть — жалей умеючи,На мерочку господскуюКрестьянина не мерь!Не белоручки нежные,А люди мы великиеВ работе и в гульбе!..У каждого крестьянинаДуша что туча черная —Гневна, грозна, — и надо быГромам греметь оттудова,Кровавым лить дождям,А все вином кончается.Пошла по жилам чарочка —И рассмеялась добраяКрестьянская душа!Не горевать тут надобно,Гляди кругом — возрадуйся!Ай парни, ай молодушки,Умеют погулять!Повымахали косточки,Повымотали душеньку,А удаль молодецкуюПро случай сберегли!.. —    Мужик стоял на валике,Притопывал лаптишкамиИ, помолчав минуточку,Прибавил громким голосом,Любуясь на веселую,Ревущую толпу:— Эй! царство ты мужицкое,Бесшапочное, пьяное,Шуми — вольней шуми!.. —«Как звать тебя, старинушка?»    —А что? запишешь в книжечку?Пожалуй, нужды нет!Пиши: «В деревне БасовеЯким Нагой живет,Он до смерти работает,До полусмерти пьет!..» —Крестьяне рассмеялисяИ рассказали барину,Каков мужик Яким.Яким, старик убогонький,Живал когда-то в Питере,Да угодил в тюрьму:С купцом тягаться вздумалось!Как липочка ободранный,Вернулся он на родинуИ за соху взялся.С тех пор лет тридцать жаритсяНа полосе под солнышком,Под бороной спасаетсяОт частого дождя,Живет — с сохою возится,А смерть придет Якимушке —Как ком земли отвалится,Что на сохе присох…    С ним случай был: картиночекОн сыну накупил,Развешал их по стеночкамИ сам не меньше мальчикаЛюбил на них глядеть.Пришла немилость божия,Деревня загорелася —А было у ЯкимушкиЗа целый век накопленоЦелковых тридцать пять.Скорей бы взять целковые,А он сперва картиночкиСтал со стены срывать;Жена его тем временемС иконами возилася,А тут изба и рухнула —Так оплошал Яким!Слились в комок целковики,За тот комок дают емуОдиннадцать рублей…«Ой брат Яким! недешевоКартинки обошлись!Зато и в избу новуюПовесил их небось?»— Повесил — есть и новые, —Сказал Яким — и смолк.Вгляделся барин в пахаря:Грудь впалая; как вдавленныйЖивот; у глаз, у ртаИзлучины, как трещиныНа высохшей земле;И сам на землю — матушкуПохож он: шея бурая,Как пласт, сохой отрезанный,Кирпичное лицо,Рука — кора древесная,А волосы — песок.    Крестьяне, как заметили,Что не обидны баринуЯкимовы слова,И сами согласилисяС Якимом: — Слово верное:Нам подобает пить!Пьем — значит, силу чувствуем!Придет печаль великая,Как перестанем пить!..Работа не свалила бы,Беда не одолела бы,Нас хмель не одолит!Не так ли? —                        «Да, бог милостив!»— Ну, выпей с нами чарочку! —Достали водки, выпили.Якиму ВеретенниковДва шкалика поднес.— Ай барин! не прогневался,Разумная головушка!(Сказал ему Яким.)Разумной-то головушкеКак не понять крестьянина?А свиньи ходят по́ земи —Не видят неба век!.. —    Вдруг песня хором грянулаУдалая, согласная:Десятка три молодчиков,Хмельненьки, а не валятся,Идут рядком, поют,Поют про Волгу — матушку,Про удаль молодецкую,Про девичью красу.Притихла вся дороженька,Одна та песня складнаяШироко, вольно катится,Как рожь под ветром стелется,По сердцу по крестьянскомуИдет огнем-тоской!..    Под песню ту удалуюРаздумалась, расплакаласьМолодушка одна:«Мой век — что день без солнышка,Мой век — что ночь без месяца,А я, млада — младешенька.Что борзый конь на привязи,Что ласточка без крыл!Мой старый муж, ревнивый муж,Напился пьян, храпом храпит,Меня, младу-младешеньку,И сонный сторожит!»    Так плакалась молодушкаДа с возу вдруг и спрыгнула!«Куда?» — кричит ревнивый муж,Привстал — и бабу за косу,Как редьку за вихор!    Ой! ночка, ночка пьяная!Не светлая, а звездная,Не жаркая, а с ласковымВесенним ветерком!И нашим добрым молодцамТы даром не прошла!Сгрустнулось им по женушкам,Оно и правда: с женушкойТеперь бы веселей!Иван кричит: «Я спать хочу»,А Марьюшка: — И я с тобой! —Иван кричит: «Постель узка»,А Марьюшка: — Уляжемся! —Иван кричит: «Ой, холодно»,А Марьюшка: — Угреемся! —Как вспомнили ту песенку,Без слова — согласилисяЛарец свой попытать.Одна, зачем бог ведает,Меж полем и дорогоюГустая липа выросла.Под ней присели странникиИ осторожно молвили:«Эй! скатерть самобранная,Попотчуй мужиков!»    И скатерть развернулася,Откудова ни взялисяДве дюжие руки:Ведро вина поставили,Горой наклали хлебушкаИ спрятались опять.    Крестьяне подкрепилися.Роман за караульногоОстался у ведра,А прочие вмешалисяВ толпу — искать счастливого:Им крепко захотелосяСкорей попасть домой..

к оглавлению ↑

Глава IVСчастливые

В толпе горластой, праздничнойПохаживали странники.Прокликивали клич:«Эй! нет ли где счастливого?Явись! Коли окажется,Что счастливо живешь,У нас ведро готовое:Пей даром сколько вздумаешь —На славу угостим!..»Таким речам неслыханнымСмеялись люди трезвые,А пьяные да умныеЧуть не плевали в бородуРетивым крикунам.Однако и охотниковХлебнуть вина бесплатногоДостаточно нашлось.Когда вернулись странникиПод липу, клич проклинавши,Их обступил народ.Пришел дьячок уволенный.Тощой, как спичка серная,И лясы распустил,Что счастие не в пажитях,Не в соболях, не в золоте,Не в дорогих камнях.«А в чем же?»                        — В благодушестве!Пределы есть владениямГоспод, вельмож, царей земных,А мудрого владение —Весь вертоград Христов!Коль обогреет солнышкоДа пропущу косушечку,Так вот и счастлив я! —«А где возьмешь косушечку?»— Да вы же дать сулилися… —«Проваливай! шалишь!..»    Пришла старуха старая,Рябая, одноглазаяИ объявила, кланяясь,Что счастлива она:Что у нее по осениРодилось реп до тысячиНа небольшой гряде.— Такая репа крупная,Такая репа вкусная,А вся гряда — сажени три,А впоперечь — аршин! —Над бабой посмеялися,А водки капли не дали:«Ты дома выпей, старая,Той репой закуси!»Пришел солдат с медалями,Чуть жив, а выпить хочется:— Я счастлив! — говорит.

«Ну, открывай, старинушка,В чем счастие солдатское?Да не таись, смотри!»— А в том, во-первых, счастие,Что в двадцати сраженияхЯ был, а не убит!А во-вторых, важней того,Я и во время мирноеХодил ни сыт ни голоден.А смерти не дался!А в-третьих — за провинности,Великие и малые,Нещадно бит я палками,А хоть пощупай — жив! —«На! выпивай, служивенький!С тобой и спорить нечего:Ты счастлив — слова нет!»    Пришел с тяжелым молотомКаменотес — олончанин,Плечистыи, молодой:— И я живу — не жалуюсь, —Сказал он, — с женкой, с матушкойНе знаем мы нужды! —«Да в чем же ваше счастие?»— А вот гляди (и молотом,Как перышком, махнул):Коли проснусь до солнышкаДа разогнусь о полночи,Так гору сокрушу!Случалось, не похвастаю,Щебенки наколачиватьВ день на пять серебром! —Пахом приподнял «счастие»И, крякнувши порядочно,Работнику поднес:«Ну, веско! а не будет лиНоситься с этим счастиемПод старость тяжело?..»— Смотри, не хвастай силою, —Сказал мужик с одышкою,Расслабленный, худой(Нос вострый, как у мертвого,Как грабли руки тощие.Как спицы ноги длинные,Не человек — комар). —Я был — не хуже каменщикДа тоже хвастал силою,Вот бог и наказал!Смекнул подрядчик, бестия,Что простоват детинушка,Учал меня хвалить,А я-то сдуру радуюсь,За четверых работаю!Однажды ношу добруюНаклал я кирпичей.А тут его, проклятого,И нанеси нелегкая:«Что это? — говорит. —Не узнаю я Трифона!Идти с такою ношеюНе стыдно молодцу?»— А коли мало кажется,Прибавь рукой хозяйскою! —Сказал я, осердясь.Ну, с полчаса, я думаю,Я ждал, а он подкладывал,И подложил, подлец!Сам слышу — тяга страшная,Да не хотелось пятиться.И внес ту ношу чертовуЯ во второй этаж!Глядит подрядчик, дивится,Кричит, подлец, оттудова:«Ай молодец, Трофим!Не знаешь сам, что сделал ты:Ты снес один по крайностиЧетырнадцать пудов!»Ой, знаю! сердце молотомСтучит в груди, кровавыеВ глазах круги стоят,Спина как будто треснула…Дрожат, ослабли ноженьки.Зачах я с той поры!..Налей, брат, полстаканчика! —«Налить? Да где ж тут счастие?Мы потчуем счастливого,А ты что рассказал!»— Дослушай! будет счастие! —«Да в чем же, говори!»— А вот в чем. Мне на родине,Как всякому крестьянину,Хотелось умереть.Из Питера, расслабленный,Шальной, почти без памяти,Я на машину сел.Ну, вот мы и поехали.В вагоне — лихорадочных,Горячечных работничковНас много набралось,Всем одного желалося,Как мне: попасть на родину,Чтоб дома помереть.Однако нужно счастиеИ тут: мы летом ехали,В жарище, в духотеУ многих помутилисяВконец больные головы,В вагоне ад пошел:Тот стонет, тот катается,Как оглашенный, по полу,Тот бредит женкой, матушкой.Ну, на ближайшей станцииТакого и долой!Глядел я на товарищей,Сам весь горел, подумывал —Несдобровать и мне.В глазах кружки багровые,И все мне, братец, чудится,Что режу пеунов(Мы тоже пеунятники.Случалось в год откармливатьДо тысячи зобов).Где вспомнились, проклятые!Уж я молиться пробовал,Нет! все с ума нейдут!Поверишь ли? вся партияПередо мной трепещется!Гортани перерезаны,Кровь хлещет, а поют!А я с ножом: «Да полно вам!»Уж как господь помиловал,Что я не закричал?Сижу, креплюсь… по счастию,День кончился, а к вечеруПохолодало, — сжалилсяНад сиротами бог!Ну, так мы и доехали,И я добрел на родину,А здесь, по божьей милости,И легче стало мне… —— Чего вы тут расхвасталисьСвоим мужицким счастием? —Кричит, разбитый на ноги,Дворовый человек. —А вы меня попотчуйте:Я счастлив, видит бог!У первого боярина,У князя Переметьева,Я был любимый раб.Жена — раба любимая,А дочка вместе с барышнейУчилась и французскомуИ всяким языкам,Садиться позволялось ейВ присутствий княжны…Ой! как Кольнуло!.. батюшки!.. —(И начал ногу правуюЛадонями тереть.)Крестьяне рассмеялися.— Чего смеетесь, глупые, —Озлившись неожиданноДворовый закричал. —Я болен, а сказать ли вам,О чем молюсь я господу,Вставая и ложась?Молюсь: «Оставь мне, господи,Болезнь мою почетную,По ней я дворянин!»Не вашей подлой хворостью,Не хрипотой, не грыжею —Болезнью благородною,Какая только водитсяУ первых лиц в империи,Я болен, мужичье!По-да-грой именуется!Чтоб получить ее —Шампанское, бургонское,Токайское, венгерскоеЛет тридцать надо пить…За стулом у светлейшегоУ князя ПереметьеваЯ сорок лет стоял,С французским лучшим трюфелемТарелки я лизал,Напитки иностранныеИз рюмок допивал…Ну, наливай! —                         «Проваливай!У нас вино мужицкое,Простое, не заморское —Не по твоим губам!»Желтоволосый, сгорбленный,Подкрался робко к странникамКрестьянин — белорус,Туда же к водке тянется:— Налей и мне маненичко,Я счастлив! — говорит.«А ты не лезь с ручищами!Докладывай, доказывайСперва, чем счастлив ты?»— А счастье наше — в хлебушке:Я дома в БелоруссииС мякиною, с кострикоюЯчменный хлеб жевал;Бывало, вопишь голосом,Как роженица корчишься,Как схватит животы.А ныне, милость божия! —Досыта у ГубонинаДают ржаного хлебушка,Жую — не нажуюсь! —Пришел какой-то пасмурныйМужик с скулой свороченной,Направо все глядит:— Хожу я за медведями.И счастье мне великое:Троих моих товарищейСломали мишуки,А я живу, бог милостив! —«А ну-ка влево глянь?»Не глянул, как ни пробовал.Какие рожи страшныеНи корчил мужичок:— Свернула мне медведицаМаненичко скулу! —«А ты с другой померяйся,Подставь ей щеку правую  —Поправит…» — Посмеялися,Однако поднесли.Оборванные нищие,Послышав запах пенного,И те пришли доказывать,Как счастливы они:— Нас у порога лавочникВстречает подаянием,А в дом войдем, так из домуПроводят до ворот…Чуть запоем мы песенку,Бежит к окну хозяюшкаС краюхою, с ножом,А мы-то заливаемся:«Давать давай — весь каравай,Не мнется и не крошится,Тебе скорей, а нам спорей…» —

Смекнули наши странники,Что даром водку тратили,Да кстати и ведерочкуКонец. «Ну, будет с вас!Эй, счастие мужицкое!Дырявое с заплатами,Горбатое с мозолями,Проваливай домой!»— А вам бы, други милые,Спросить Ермилу Гирина, —Сказал, подсевши к странникам,Деревни ДымоглотоваКрестьянин Федосей. —Коли Ермил не выручит,Счастливцем не объявится,Так и шататься нечего… —«А кто такой Ермил?Князь, что ли, граф сиятельный?»— Не князь, не граф сиятельный,А просто он — мужик! —«Ты говори толковее,Садись, а мы послушаем,Какой такой Ермил?»— А вот какой: сиротскуюДержал Ермило мельницуНа Унже. По судуПродать решили мельницу:Пришел Ермило с прочимиВ палату на торги.Пустые покупателиСкоренько отвалилися.Один купец АлтынниковС Ермилом в бой вступил,Не отстает, торгуется,Наносит по копеечке.Ермило как рассердится —Хвать сразу пять рублей!Купец опять копеечку,Пошло у них сражение;Купец его копейкою,А тот его рублем!Не устоял Алтынников!

Да вышла тут оказия:Тотчас же стали требоватьЗадатков третью часть,А третья часть — до тысячиС Ермилом денег не было,Уж сам ли он сплошал,Схитрили ли подьячие,А дело вышло дрянь!Повеселел Алтынников:«Моя, выходит, мельница!»«Нет! — говорит Ермил,Подходит к председателю. —Нельзя ли вашей милостиПомешкать полчаса?»— Что в полчаса ты сделаешь? —«Я деньги принесу!»— А где найдешь? В уме ли ты?Верст тридцать пять до мельницы,А через час присутствиюКонец, любезный мой! —«Так полчаса позволите?»— Пожалуй, час промешкаем! —Пошел Ермил; подьячиеС купцом переглянулися,Смеются, подлецы!На площадь на торговуюПришел Ермило (в городеТот день базарный был)Стал на воз, видим: крестится,На все четыре стороныПоклон, — и громким голосомКричит: «Эй, люди добрые!Притихните, послушайте,Я слово вам скажу!»Притихла площадь людная,И тут Ермил про мельницуНароду рассказал:«Давно купец АлтынниковПрисватывался к мельнице,Да не плошал и я,Раз пять справлялся в городе,Сказали: с переторжкоюНазначены торги.Без дела, сами знаете,Возить казну крестьянинуПроселком не рука:Приехал я без грошика,Ан глядь — они спроворилиБез переторжки торг!Схитрили души подлые,Да и смеются нехристи:„Что часом ты поделаешь?Где денег ты найдешь?“Авось найду, бог милостив!Хитры, сильны подьячие,А мир их посильней,Богат купец Алтынников,А все не устоять емуПротив мирской казны —Ее, как рыбу из моря,Века ловить — не выловить.Ну, братцы! видит бог,Разделаюсь в ту пятницу!Не дорога мне мельница,Обида велика!Коли Ермила знаете.Коли Ермилу верите,Так выручайте, что ль!..»    И чудо сотворилося:На всей базарной площадиУ каждого крестьянина,Как ветром, полу левуюЗаворотило вдруг!Крестьянство раскошелилось,Несут Ермилу денежки,Дают, кто чем богат.Ермило парень грамотный,Да некогда записывать,Успей пересчитать!Наклали шляпу полнуюЦелковиков, лобанчиков,Прожженной, битой, трепанойКрестьянской ассигнации.Ермило брал — не брезговалИ медным пятаком.Еще бы стал он брезговать,Когда тут попадаласяИная гривна меднаяДороже ста рублей!    Уж сумма вся исполнилась,А щедрота народнаяРосла: — Бери, Ермил Ильич,Отдашь, не пропадет!»Ермил народу кланялсяНа все четыре стороны,В палату шел со шляпою,Зажавши в ней казну.Сдивилися подьячие,Позеленел Алтынников.Как он сполна всю тысячуИм выложил на стол!..Не волчий зуб, так лисий хвост, —Пошли юлить подьячие,С покупкой поздравлять!Да не таков Ермил Ильич,Не молвил слова лишнего.Копейки не дал им!Глядеть весь город съехался,Как в день базарный, пятницу,Через неделю времениЕрмил на той же площадиРассчитывал народ.Упомнить где же всякого?В ту пору дело делалосьВ горячке, второпях!Однако споров не было,И выдать гроша лишнегоЕрмилу не пришлось.Еще — он сам рассказывал —Рубль лишний, чей бог ведает!Остался у него.Весь день с мошной раскрытоюХодил Ермил, допытывал:Чей рубль? да не нашел.Уж солнце закатилося,Когда с базарной площадиЕрмил последний тронулся,Отдав тот рубль слепым…Так вот каков Ермил Ильич. —«Чуден! — сказали странники. —Однако знать желательно —Каким же колдовствомМужик над всей округоюТакую силу взял?»— Не колдовством, а правдою.Слыхали про Адовщину,Юрлова князя вотчину? —«Слыхали, ну так что ж?»— В ней главный управляющийБыл корпуса жандармскогоПолковник со звездой,При нем пять-шесть помощников,А наш Ермило писаремВ конторе состоял.Лет двадцать было малому,Какая воля писарю?Однако для крестьянинаИ писарь человек.К нему подходишь к первому,А он и посоветуетИ справку наведет;Где хватит силы — выручит,Не спросит благодарности,И дашь, так не возьмет!Худую совесть надобно —Крестьянину с крестьянинаКопейку вымогать.Таким путем вся вотчинаВ пять лет Ермилу ГиринаУзнала хорошо,А тут его и выгнали…Жалели крепко Гирина,Трудненько было к новому,Хапуге, привыкать,Однако делать нечего,По времени приладилисьИ к новому писцу.Тот ни строки без трешника,Ни слова без семишника,Прожженный, из кутейников —Ему и бог велел!Однако, волей божией,Недолго он поцарствовал, —Скончался старый князь,Приехал князь молоденький,Прогнал того полковника.Прогнал его помощника,Контору всю прогнал.А нам велел из вотчиныБурмистра изобрать.Ну, мы не долго думали,Шесть тысяч душ, всей вотчинойКричим: — Ермилу Гирина! —Как человек един!Зовут Ермилу к барину.Поговорив с крестьянином,С балкона князь кричит:«Ну, братцы! будь по-вашему.Моей печатью княжескойВаш выбор утвержден:Мужик проворный, грамотный,Одно скажу: не молод ли?..»А мы: — Нужды нет, батюшка,И молод, да умен! —Пошел Ермило царствоватьНад всей княжою вотчиной,И царствовал же он!В семь лет мирской копеечкиПод ноготь не зажал,В семь лет не тронул правого,Не попустил виновному.Душой не покривил… —«Стой! — крикнул укорительноКакой-то попик седенькийРассказчику. — Грешишь!Шла борона прямехонько,Да вдруг махнула в сторону —На камень зуб попал!Коли взялся рассказывать,Так слова не выкидывайИз песни: или странникамТы сказку говоришь?..Я знал Ермилу Гирина…»— А я небось не знал?Одной мы были вотчины,Одной и той же волости,Да нас перевели… —«А коли знал ты Гирина,Так знал и брата Митрия,Подумай-ка, дружок».Рассказчик призадумалсяИ, помолчав, сказал:— Соврал я: слово лишнееСорвалось на маху!Был случай, и Ермил-мужикСвихнулся: из рекрутчиныМеньшого брата МитрияПовыгородил он.Молчим: тут спорить нечего,Сам барин брата старостыЗабрить бы не велел,Одна Ненила ВласьеваПо сыне горько плачется,Кричит: не наш черед!Известно, покричала быДа с тем бы и отъехала.Так что же? Сам Ермил,Покончивши с рекрутчиной,Стал тосковать, печалиться,Не пьет, не ест: тем кончилось,Что в деннике с веревкоюЗастал его отец.Тут сын отцу покаялся:«С тех пор, как сына ВласьевныПоставил я не в очередь,Постыл мне белый свет!»А сам к веревке тянется.Пытали уговариватьОтец его и брат,Он все одно: «Преступник я!Злодей! вяжите руки мне,Ведите в суд меня!»Чтоб хуже не случилося.Отец связал сердечного,Приставил караул.Сошелся мир, шумит, галдит,Такого дела чудногоВовек не приходилосяНи видеть, ни решать.Ермиловы семейныеУж не о том старалися,Чтоб мы им помирволили,А строже рассуди —Верни парнишку Власьевне,Не то Ермил повесится,За ним не углядишь!Пришел и сам Ермил Ильич,Босой, худой, с колодками,С веревкой на руках,Пришел, сказал: «Была пора,Судил я вас по совести,Теперь я сам грешнее вас:Судите вы меня!»И в ноги поклонился нам.Ни дать ни взять юродивый,Стоит, вздыхает, крестится,Жаль было нам глядеть,Как он перед старухою,Перед Ненилой Власьевой,Вдруг на колени пал!

Ну, дело все обладилось,У господина сильногоВезде рука; сын ВласьевныВернулся, сдали Митрия,Да, говорят, и МитриюНетяжело служить,Сам князь о нем заботится.А за провинность с ГиринаМы положили штраф:Штрафные деньги рекруту,Часть небольшая Власьевне,Часть миру на вино…Однако после этогоЕрмил не скоро справился,С год как шальной ходил.Как ни просила вотчина.От должности уволился,В аренду снял ту мельницуИ стал он пуще прежнегоВсему народу люб:Брал за помол по совести.Народу не задерживал,Приказчик, управляющий,Богатые помещикиИ мужики беднейшие —Все очереди слушались,Порядок строгий вел!Я сам уж в той губернииДавненько не бывал,А про Ёрмилу слыхивал,Народ им не бахвалится,Сходите вы к нему. —— Напрасно вы проходите, —Сказал уж раз заспорившийСедоволосый поп. —Я знал Ермила, Гирина,Попал я в ту губерниюНазад тому лет пять(Я в жизни много странствовал,Преосвященный нашПереводить священниковЛюбил)… С Ермилой ГиринымСоседи были мы.Да! был мужик единственный!Имел он все, что надобноДля счастья: и спокойствие,И деньги, и почет,Почет завидный, истинный,Не купленный ни деньгами,Ни страхом: строгой правдою,Умом и добротой!Да только, повторяю вам,Напрасно вы проходите,В остроге он сидит…—«Как так?»                    — А воля божия!Слыхал ли кто из вас,Как бунтовалась вотчинаПомещика Обрубкова,Испуганной губернии,Уезда Недыханьева,Деревня Столбняки?..

Как о пожарах пишетсяВ газетах (я их читывал):«Осталась неизвестноюПричина — так и тут:До сей поры неведомоНи земскому исправнику,Ни высшему правительству,Ни столбнякам самим,С чего стряслась оказия.А вышло дело дрянь.Потребовалось воинство.Сам Государев посланныйК народу речь держал,То руганью попробуетИ плечи с эполетамиПодымет высоко,То ласкою попробуетИ грудь с крестами царскимиВо все четыре стороныПовертывать начнет.Да брань была тут лишняя,А ласка непонятная:«Крестьянство православное!Русь-матушка! царь-батюшка!»И больше ничего!Побившись так достаточно,Хотели уж солдатикамСкомандовать: пали!Да волостному писарюПришла тут мысль счастливая,Он про Ермилу ГиринаНачальнику сказал:— Народ поверит Гирину,Народ его послушает… —«Позвать его живей!» —

Вдруг крик: «Ай, ай! помилуйте!»,Раздавшись неожиданно,Нарушил речь священника,Все бросились глядеть:У валика дорожногоСекут лакея пьяного —Попался в воровстве!Где пойман, тут и суд ему:Судей сошлось десятка три,Решили дать по лозочке,И каждый дал лозу!Лакей вскочил и, шлепаяХудыми сапожнишками,Без слова тягу дал.«Вишь, побежал, как встрепанный! —Шутили наши странники,Узнавши в нем балясинка,Что хвастался какою-тоОсобенной болезниюОт иностранных вин. —Откуда прыть явилася!Болезнь ту благороднуюВдруг сняло, как рукой!»

«Эй, эй! куда ж ты, батюшка!Ты доскажи историю,Как бунтовалась вотчинаПомещика Обрубкова,Деревня Столбняки?»— Пора домой, родимые.Бог даст, опять мы встретимся,Тогда и доскажу! —Под утро поразъехалась,Поразбрелась толпа.Крестьяне спать надумали,Вдруг тройка с колокольчикомОткуда ни взялась,Летит! а в ней качаетсяКакой-то барин кругленький,Усатенький, пузатенький,С сигарочкой во рту.Крестьяне разом бросилисьК дороге, сняли шапочки,Низенько поклонилися,Повыстроились в рядИ тройке с колокольчикомЗагородили путь…

к оглавлению ↑

Глава VПомещик

Соседнего помещикаГаврилу АфанасьичаОболта-ОболдуеваТа троечка везла.Помещик был румяненький,Осанистый, присадистый.Шестидесяти лет;Усы седые, длинные,Ухватки молодецкие,Венгерка с бранденбурами,Широкие штаны.Гаврило Афанасьевич,Должно быть, перетрусился,Увидев перед тройкоюСемь рослых мужиков.Он пистолетик выхватил,Как сам, такой же толстенький,И дуло шестиствольноеНа странников навел:«Ни с места! Если тронетесь,Разбойники! грабители!На месте уложу!..»Крестьяне рассмеялися:— Какие мы разбойники,Гляди — у нас ни ножика,Ни топоров, ни вил! —«Кто ж вы? чего вам надобно?»— У нас забота есть,Такая ли заботушка,Что из домов повыжила,С работой раздружила нас,Отбила от еды.Ты дай нам слово крепкоеНа нашу речь мужицкуюБез смеху и без хитрости,По правде и по разуму,Как должно отвечать,Тогда свою заботушкуПоведаем тебе… —«Извольте: слово честное,Дворянское даю!»— Нет, ты нам не дворянское,Дай слово христианское!Дворянское с побранкою,С толчком да с зуботычиной,То непригодно нам! —«Эге! какие новости!А впрочем, будь по-вашему!Ну, в чем же ваша речь?..»— Спрячь пистолетик! выслушай!Вот так! мы не грабители.Мы мужики смиренные,Из временнообязанных,Подтянутой губернии,Уезда Терпигорева,Пустопорожней волости,Из разных деревень:Заплатова, Дырявина.Разутова, Знобишина,Горелова, Неелова —Неурожайка тож.Идя путем-дорогою.Сошлись мы невзначай,Сошлись мы — и заспорили:Кому живется счастливо,Вольготно на Руси?Роман сказал: помещику,Демьян сказал: чиновнику.Лука сказал: попу,Купчине толстопузому, —Сказали братья Губины,Иван и Митродор.Пахом сказал: светлейшему,Вельможному боярину,Министру государеву,А Пров оказал: царю…Мужик что бык: втемяшитсяВ башку какая блажь —Колом ее оттудоваНе выбьешь! Как ни спорили.Не согласились мы!Поспоривши, повздорили,Повздоривши, подралися,Подравшися, удумалиНе расходиться врозь,В домишки не ворочаться,Не видеться ни с женами,Ни с малыми ребятами.Ни с стариками старыми,Покуда спору нашемуРешенья не найдем,Покуда не доведаемКак ни на есть — доподлинно,Кому жить любо-весело,Вольготно на Руси?Скажи ж ты нам по-божески,Сладка ли жизнь помещичья?Ты как — вольготно, счастливо,Помещичек, живешь? —Гаврило АфанасьевичИз тарантаса выпрыгнул,К крестьянам подошел:Как лекарь, руку каждомуПощупал, в лица глянул им,Схватился за бокаИ покатился со смеху…«Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!»Здоровый смех помещичийПо утреннему воздухуРаскатываться стал…Нахохотавшись досыта,Помещик не без горечиСказал: «Наденьте шапочки,Садитесь, господа!»— Мы господа не важные,Перед твоею милостьюИ постоим… —                        — «Нет! нет!Прошу садиться, граждане!»Крестьяне поупрямились,Однако делать нечего,Уселись на валу.«И мне присесть позволите?Эй, Прошка! рюмку хересу.Подушку и ковер!»Расположась на коврикеИ выпив рюмку хересу.Помещик начал так:«Я дал вам слово честноеОтвет держать по совести.А нелегко оно?Хоть люди вы почтенные,Однако не ученые,Как с вами говорить?Сперва понять вам надо бы,Что значит слово самое:Помещик, дворянин.Скажите, вы, любезные,О родословном деревеСлыхали что-нибудь?»— Леса нам не заказаны —Видали древо всякое! —Сказали мужики.«Попали пальцем в небо вы!..Скажу вам вразумительней:Я роду именитого.Мой предок ОболдуйВпервые поминаетсяВ старинных русских грамотахДва века с половиноюНазад тому. ГласитТа грамота: „ТатаринуОболту ОболдуевуДано суконце доброе,Ценою в два рубля:Волками и лисицамиОн тешил государыню,В день царских именин,Спускал медведя дикогоС своим, и ОболдуеваМедведь тот ободрал…“Ну, поняли, любезные?»— Как не понять! С медведямиНемало их шатается,Прохвостов, и теперь. —«Вы все свое, любезные!Молчать! уж лучше слушайте,К чему я речь веду:Тот Оболдуй, потешившийЗверями государыню,Был корень роду нашему,А было то, как сказано,С залишком двести лет.Прапрадед мой по материБыл и того древней:„Князь Щепин с Васькой Гусевым(Гласит другая грамота)Пытал поджечь Москву,Казну пограбить думали,Да их казнили смертию,“А было то, любезные,Без мала триста лет.    Так вот оно откудоваТо дерево дворянскоеИдет, друзья мои!»— А ты, примерно, яблочкоС того выходишь дерева? —Сказали мужики.«Ну, яблочко так яблочко!Согласен! Благо, понялиВы дело наконец.Теперь — вы сами знаете —Чем дерево дворянскоеДревней, тем именитее,Почетней дворянин.Не так ли, благодетели?»— Так! — отвечали странники. —Кость белая, кость черная,И поглядеть, так разные, —Им разный и почет! —«Ну, вижу, вижу: поняли!Так вот, друзья — и жили мы,Как у Христа за пазухой,И знали мы почет.Не только люди русские,Сама природа русскаяПокорствовала нам.Бывало, ты в окружностиОдин, как солнце на небе,Твои деревни скромные,Твои леса дремучие,Твои поля кругом!Пойдешь ли деревенькою —Крестьяне в ноги валятся,Пойдешь лесными дачами —Столетними деревьямиПреклонятся леса!Пойдешь ли пашней, нивою —Вся нива спелым колосомК ногам господским стелется,Ласкает слух и взор!Там рыба в речке плещется:„Жирей-жирей до времени!“Там заяц лугом крадется:„Гуляй-гуляй до осени!“Все веселило барина,Любовно травка каждаяШептала: „Я твоя!“    Краса и гордость русская,Белели церкви божииПо горкам, по холмам,И с ними в славе спорилиДворянские дома.Дома с оранжереями,С китайскими беседкамиИ с английскими парками;На каждом флаг играл.Играл-манил приветливо,Гостеприимство русскоеИ ласку обещал.Французу не привидитсяВо сне, какие праздники,Не день, не два — по месяцуМы задавали тут.Свои индейки жирные,Свои наливки сочные.Свои актеры, музыка,Прислуги — целый полк!    Пять поваров да пекаря.Двух кузнецов, обойщика,Семнадцать музыкантиковИ двадцать два охотникаДержал я… Боже мой!..»    Помещик закручинился,Упал лицом в подушечку,Потом привстал, поправился:«Эй, Прошка!» — закричал.Лакей, по слову барскому,Принес кувшинчик с водкоюГаврила Афанасьевич,Откушав, продолжал:«Бывало, в осень позднююЛеса твои, Русь-матушка,Одушевляли громкиеОхотничьи рога.Унылые, поблекшиеЛеса полураздетыеЖить начинали вновь.Стояли по опушечкамБорзовщики-разбойники,Стоял помещик сам,А там, в лесу, выжлятникиРевели, сорвиголовы,Варили варом гончие.Чу! подзывает рог!..Чу! стая воет! сгрудилась!Никак, по зверю красномуПогнали?.. улю-лю!Лисица черно-бурая,Пушистая, матераяЛетит, хвостом метет!Присели, притаилися,Дрожа всем телом, рьяные,Догадливые псы:Пожалуй, гостья жданная!Поближе к нам, молодчикам,Подальше от кустов!Пора! Ну, ну! не выдай, конь!Не выдайте, собаченьки!Эй! улю-лю! родимые!Эй! улю-лю!.. ату!..»Гаврило Афанасьевич,Вскочив с ковра персидского,Махал рукой, подпрыгивал,Кричал! Ему мерещилось,Что травит он лису…Крестьяне молча слушали,Глядели, любовалися,Посмеивались в ус…«Ой ты, охота псовая!Забудут все помещики.Но ты, исконно русскаяПотеха! не забудешьсяНи во веки веков!Не о себе печалимся,Нам жаль, что ты, Русь-матушка,С охотою утратилаСвой рыцарский, воинственный,Величественный вид!

Бывало, нас по осениДо полусотни съедетсяВ отъезжие поля;У каждого помещикаСто гончих в напуску,У каждого по дюжинеБорзовщиков верхом,При каждом с кашеварами,С провизией обоз.Как с песнями да с музыкойМы двинемся вперед,На что кавалерийскаяДивизия твоя!Летело время соколом,Дышала грудь помещичьяСвободно и легко.Во времена боярские,В порядки древнерусскиеПереносился дух!Ни в ком противоречия.Кого хочу — помилую,Кого хочу — казню.Закон — мое желание!Кулак — моя полиция!Удар искросыпительный.Удар зубодробительный.Удар скуловорррот!..»Вдруг, как струна, порвалася,Осеклась речь помещичья.Потупился, нахмурился.«Эй, Прошка! — закричал.Глонул — и мягким голосомСказал: — Вы сами знаете,Нельзя же и без строгости?Но я карал — любя.Порвалась цепь великая —Теперь не бьем крестьянина,Зато уж и отеческиНе милуем его.Да, был я строг по времени,А впрочем, больше ласкоюЯ привлекал сердца.Я в воскресенье светлоеСо всей своею вотчинойХристосовался сам!Бывало, накрываетсяВ гостиной стол огромнейший,На нем и яйца красные,И пасха, и кулич!Моя супруга, бабушка,Сынишки, даже барышниНе брезгуют, целуютсяС последним мужиком.„Христос воскрес!“ — Воистину! —Крестьяне разговляются.Пьют брагу и вино…    Пред каждым почитаемымДвунадесятым праздникомВ моих парадных горницахПоп всенощну служил.И к той домашней всенощнойКрестьяне допускалися,Молись — хоть лоб разбей!Страдало обоняние,Сбивали после с вотчиныБаб отмывать полы!Да чистота духовнаяТем самым сберегалася,Духовное родство!Не так ли, благодетели?»— Так! — отвечали странники,А про себя подумали:«Колом сбивал их, что ли, тыМолиться в барский дом?..»«Зато, скажу не хвастая,Любил меня мужик!В моей сурминской вотчинеКрестьяне все подрядчики,Бывало, дома скучно им,Все на чужую сторонуОтпросятся с весны…

Ждешь — не дождешься осени,Жена, детишки малыеИ те гадают, ссорятся:Какого им гостинчикуКрестьяне принесут!И точно: поверх барщины,Холста, яиц и живности,Всего, что на помещикаСбиралось искони, —Гостинцы добровольныеКрестьяне нам несли!Из Киева — с вареньями,Из Астрахани — с рыбою,А тот, кто подостаточней,И с шелковой материей:Глядь, чмокнул руку барынеИ сверток подает!Детям игрушки, лакомства,А мне, седому бражнику,Из Питера вина!Толк вызнали, разбойники,Небось не к Кривоногову,К французу забежит.Тут с ними разгуляешься,По-братски побеседуешь,Жена рукою собственнойПо чарке им нальет.А детки тут же малыеПосасывают пряничкиДа слушают досужиеРассказы мужиков —Про трудные их промыслы.Про чужедальны стороны,Про Петербург, про Астрахань,Про Киев, про Казань…Так вот как, благодетели,Я жил с моею вотчиной,Не правда ль, хорошо?..»— Да, было вам, помещикам,Житье куда завидное,Не надо умирать! —«И все прошло! все минуло!..Чу! похоронный звон!..»    Прислушалися странники,И точно: из КузьминскогоПо утреннему воздухуТе звуки, грудь щемящие,Неслись: «Покой крестьянинуИ царствие небесное!» —Проговорили странникиИ покрестились все…    Гаврило АфанасьевичСнял шапочку — и набожноПерекрестился тож:«Звонят не по крестьянину!По жизни по помещичьейЗвонят!.. Ой жизнь широкая!Прости-прощай навек!Прощай и Русь помещичья!Теперь не та уж Русь!Эй, Прошка!» (выпил водочкиИ посвистал)…                        «НевеселоГлядеть, как изменилосяЛицо твое, несчастнаяРодная сторона!Сословье благородноеКак будто все попряталось,Повымерло! КудаНи едешь, попадаютсяОдни крестьяне пьяные,Акцизные чиновники,Поляки пересыльныеДа глупые посредники.Да иногда пройдетКоманда. Догадаешься:Должно быть, взбунтовалосяВ избытке благодарностиСеленье где-нибудь!А прежде что тут мчалосяКолясок, бричек троечных.Дормезов шестерней!Катит семья помещичья —Тут маменьки солидные,Тут дочки миловидныеИ резвые сынки!Поющих колокольчиков,Воркующих бубенчиковНаслушаешься всласть.А нынче чем рассеешься?Картиной возмутительнойЧто шаг — ты поражен:Кладбищем вдруг повеяло,Ну, значит, приближаемсяК усадьбе… Боже мой!Разобран по кирпичикуКрасивый дом помещичий,И аккуратно сложеныВ колонны кирпичи!Обширный сад помещичий,Столетьями взлелеянный,Под топором крестьянинаВесь лег, — мужик любуется,Как много вышло дров!Черства душа крестьянина,Подумает ли он.Что дуб, сейчас им сваленный,Мой дед рукою собственнойКогда-то насадил?Что вон под той рябиноюРезвились наши детушки,И Ганичка и Верочка,Аукались со мной?Что тут, под этой липою,Жена моя призналась мне,Что тяжела онаГаврюшей, нашим первенцем,И спрятала на грудь моюКак вишня покрасневшееПрелестное лицо?..Ему была бы выгода —Радехонек помещичьиУсадьбы изводить!Деревней ехать совестно:Мужик сидит — не двинется,Не гордость благородную —Желчь чувствуешь в груди.В лесу не рог охотничий,Звучит — топор разбойничий,Шалят!.. а что поделаешь?Кем лес убережешь?..Поля — недоработаны,Посевы — недосеяны,Порядку нет следа!О матушка! о родина!Не о себе печалимся,Тебя, родная, жаль.Ты, как вдова печальная,Стоишь с косой распущенной,С неубранным лицом!..Усадьбы переводятся,Взамен их распложаютсяПитейные дома!..Поят народ распущенный.Зовут на службы земские,Сажают, учат грамоте, —Нужна ему она!На всей тебе, Русь-матушка,Как клеима на преступнике,Как на коне тавро,Два слова нацарапаны:„Навынос и распивочно“.Чтоб их читать, крестьянинаМудреной русской грамотеНе стоит обучать!..А нам земля осталася…Ой ты, земля помещичья!Ты нам не мать, а мачехаТеперь… „А кто велел? —Кричат писаки праздные. —Так вымогать, насиловатьКормилицу свою!“А я скажу: — А кто же ждал? —Ох! эти проповедники!Кричат: „Довольно барствовать!Проснись, помещик заспанный!Вставай! — учись! трудись!..“Трудись! Кому вы вздумалиЧитать такую проповедь!Я не крестьянин — лапотник —Я божиею милостьюРоссийский дворянин!Россия — не неметчина,Нам чувства деликатные,Нам гордость внушена!Сословья благородныеУ нас труду не учатся.У нас чиновник плохонькийИ тот полов не выметет,Не станет печь топить…Скажу я вам, не хвастая,Живу почти безвыездноВ деревне сорок лет,А от ржаного колосаНе отличу ячменного.А мне поют: „Трудись!“А если и действительноСвой долг мы ложно понялиИ наше назначениеНе в том, чтоб имя древнее.Достоинство дворянскоеПоддерживать охотою.Пирами, всякой роскошьюИ жить чужим трудом.Так надо было ранееСказать… Чему учился я?Что видел я вокруг?..Коптил я небо божие,Носил ливрею царскую.Сорил казну народнуюИ думал век так жить…И вдруг… Владыко праведный!..»    Помещик зарыдал…

Крестьяне добродушныеЧуть тоже не заплакали,Подумав про себя:«Порвалась цепь великая,Порвалась — расскочиласяОдним концом по барину,Другим по мужику!..»

к оглавлению ↑

Последыш

(Из второй части «Кому на Руси жить хорошо»)

Глава I

I

Петровки. Время жаркое.В разгаре сенокос.    Минув деревню бедную,Безграмотной губернии,Старо-Вахлацкой волости,Большие Вахлаки,Пришли на Волгу странники…Над Волгой чайки носятся;Гуляют куликиПо отмели. А по лугу,Что гол, как у подьячегоЩека, вчера побритая.Стоят «князья Волконские» И детки их, что ранееРодятся, чем отцы.     «Прокосы широчайшие! —Сказал Пахом Онисимыч. —Здесь богатырь народ!»Смеются братья Губины:Давно они заметилиВысокого крестьянинаСо жбаном — на стогу;Он пил, а баба с вилами,Задравши кверху голову,Глядела на него.Со стогом поравнялися —Все пьет мужик! ОтмерилиЕще шагов полста,Все разом оглянулися:По — прежнему, закинувшись,Стоит мужик; посудинаДном кверху поднята…    Под берегом раскинутыШатры; старухи, лошадиС порожними телегамиДа дети видны тут.А дальше, где кончаетсяОтава подкошенная,Народу тьма! Там белыеРубахи баб, да пестрыеРубахи мужиков,Да голоса, да звяканьеПроворных кос. «Бог на́ помочь!»— Спасибо, молодцы! —    Остановились странники…Размахи сенокосныеИдут чредою правильной:Все разом занесенные.Сверкнули косы, звякнули,Трава мгновенно дрогнулаИ пала, прошумев!    По низменному берегуНа Волге травы рослые,Веселая косьба.Не выдержали странники:«Давно мы не работали,Давайте — покосим!»Семь баб им косы отдали.Проснулась, разгореласяПривычка позабытаяК труду! Как зубы с голоду,Работает у каждогоПроворная рука.Валят траву высокую,Под песню, незнакомуюВахлацкой стороне;Под песню, что навеянаМетелями и вьюгамиРодимых деревень:Заплатова, Дырявина,Разутова, Знобишина,Горелова, Неелова —Неурожайка тож…Натешившись, усталые,Присели к стогу завтракать…— Откуда, молодцы? —Спросил у наших странниковСедой мужик (которогоБабенки звали Власушкой). —Куда вас бог несет? —«А мы…» — сказали странникиИ замолчали вдруг:Послышалась им музыка!— Помещик наш катается, —Промолвил Влас — и бросилсяК рабочим: — Не зевать!Коси дружней! А главное:Не огорчить помещика.Рассердится — поклон ему!Похвалит вас — «ура» кричи…Эй, бабы! не галдеть! —Другой мужик, присадистый,С широкой бородищею,Почти что то же самоеНароду приказал,Надел кафтан — и баринаБежит встречать. — Что за́ люди? —Оторопелым странникамКричит он на бегу. —Снимите шапки! —                                К берегуПричалили три лодочки.В одной прислуга, музыка,В другой — кормилка дюжаяС ребенком, няня стараяИ приживалка тихая,А в третьей — господа:Две барыни красивые(Потоньше — белокурая,Потолще — чернобровая),Усатые два барина,Три ба́рченка-погодочкиДа старый старичок:Худой! как зайцы зимние,Весь бел, и шапка белая,Высокая, с околышемИз красного сукна.Нос клювом, как у ястреба,Усы седые, длинные,И — разные глаза:Один здоровый — светится.А левый — мутный, пасмурный,Как оловянный грош!    При них собачки белые,Мохнатые, с султанчиком,На крохотных ногах…    Старик, поднявшись на берег,На красном, мягком коврикеДолгонько отдыхал,Потом покос осматривал:Его водили под рукиТо господа усатые,То молодые барыни, —И так, со всею свитою,С детьми и приживалками,С кормилкою и нянькою,И с белыми собачками,Все поле сенокосноеПомещик обошел.Крестьяне низко кланялись,Бурмистр (смекнули странники.Что тот мужик присадистыйБурмистр) перед помещиком,Как бес перед заутреней,Юлил: «Так точно! Слушаю-с!» —И кланялся помещикуЧуть-чуть не до земли.    В один стожище матерый.С сегодня только сметанный.Помещик пальцем ткнул,Нашел, что сено мокрое,Вспылил: «Добро господскоеГноить? Я вас, мошенников,Самих сгною на барщине!Пересушить сейчас!..»Засуетился староста:— Недосмотрел маненичко!Сыренько: виноват! —Созвал народ — и виламиБогатыря кряжистого,В присутствии помещика.По клочьям разнесли.Помещик успокоился.    (Попробовали странники:Сухохонько сенцо!)    Бежит лакей с салфеткою,Хромает: «Кушать подано!»Со всей своею свитою,С детьми и приживалками,С кормилкою и нянькою,И с белыми собачками,Пошел помещик завтракать,Работы осмотрев.С реки из лодки грянулаНавстречу барам музыка,Накрытый стол белеетсяНа самом берегу…

    Дивятся наши странники.Пристали к Власу: «Дедушка!Что за порядки чудные?Что за чудной старик?»— Помещик наш: Утятин князь! —«Чего же он куражится?Теперь порядки новые.А он дурит по — старому:Сенцо сухим-сухохонько —Велел пересушить!»— А то еще диковинней,Что и сенцо-то самоеИ пожня — не его! —«А чья же?»                        — Нашей вотчины. —«Чего же он тут суется?Ин вы у бога нелюди?»— Нет, мы, по божьей милости,Теперь крестьяне вольные,У нас, как у людей.Порядки тоже новые,Да тут статья особая… —«Какая же статья?»

Под стогом лег старинушкаИ — больше ни словца!К тому же стогу странникиПрисели; тихо молвили:«Эй! скатерть самобранная,Попотчуй мужиков!»И скатерть развернулася,Откудова ни взялисяДве дюжие руки:Ведро вина поставили,Горой наклали хлебушкаИ спрятались опять…    Налив стаканчик дедушке,Опять пристали странники:«Уважь! скажи нам, Власушка,Какая тут статья?»— Да пустяки! Тут нечегоРассказывать… А сами выЧто за́ люди? Откуда вы?Куда вас бог несет? —«Мы люди чужестранные,Давно, по делу важному,Домишки мы покинули,У нас забота есть…Такая ли заботушка,Что из домов повыжила,С работой раздружила нас,Отбила от еды…»Остановились странники…— О чем же вы хлопочете? —«Да помолчим! Поели мы,Так отдохнуть желательно».И улеглись. Молчат!— Вы так-то! а по-нашему.Коль начал, так досказывай! —«А сам, небось, молчишь!Мы не в тебя, старинушка!Изволь, мы скажем: видишь ли,Мы ищем, дядя Влас,Непоротой губернии,Непотрошенной волости,Избыткова села!..»И рассказали странники,Как встретились нечаянно,Как подрались, заспоривши,Как дали свой зарокИ как потом шаталися,Искали по губерниямПодтянутой, Подстреленной,Кому живется счастливо.Вольготно на Руси?Влас слушал — и рассказчиковГлазами мерял: — Вижу я,Вы тоже люди странные! —Сказал он наконец. —Чудим и мы достаточно.А вы — и нас чудней! —«Да что ж у вас-то деется?Еще стаканчик, дедушка!»Как выпил два стаканчика,Разговорился Влас:

к оглавлению ↑

II

— Помещик наш особенный:Богатство непомерное.Чин важный, род вельможеский,Весь век чудил, дурил.Да вдруг гроза и грянула…Не верит: врут, разбойники!Посредника, исправникаПрогнал! дурит по-старому.Стал крепко подозрителен,Не поклонись — дерет!Сам губернатор к баринуПриехал: долго спорили,Сердитый голос баринаВ застольной дворня слышала;Озлился так, что к вечеруХватил его удар!Всю половину левуюОтбило: словно мертваяИ, как земля, черна…Пропал ни за копеечку!Известно, не корысть,А спесь его подрезала.Соринку он терял. —«Что значит, други милые,Привычка-то помещичья! —Заметил Митродор.«Не только над помещиком,Привычка над крестьяниномСильна, — сказал Пахом. —Я раз, по подозрениюВ острог попавши, чудногоТам видел мужика.За конокрадство, кажется,Судился, звали Сидором,Так из острога баринуОн посылал оброк!(Доходы арестантскиеИзвестны: подаяние,Да что-нибудь сработает,Да стащит что-нибудь.)Ему смеялись прочие:„А ну, на поселениеСошлют — пропали денежки!“«Всё лучше, — говорит…»«Ну, дальше, дальше, дедушка!»— Соринка — дело плевое,Да только не в глазу:Пал дуб на море тихое,И море всё заплакало —Лежит старик без памяти(Не встанет, так и думали!)Приехали сыны,Гвардейцы черноусые(Вы их на пожне видели,А барыни красивые —То жены молодцов).У старшего доверенностьБыла: по ней с посредникомУстановили грамоту…Ан вдруг и встал старик!Чуть заикнулись… Господи!Как зверь метнулся раненыйИ загремел, как гром!Дела-то всё недавние,Я был в то время старостой,Случился тут — так слышал сам,Как он честил помещиков,До слова помню всё:«Корят жидов, что предалиХриста… а вы что сделали?Права свои дворянские,Веками освященные,Вы предали!..» СынамСказал: «Вы трусы подлые!Не дети вы мои!Пускай бы люди мелкие,Что вышли из поповичейДа, понажившись взятками,Купили мужиков,Пускай бы… им простительно!А вы… князья Утятины?Какие вы У-тя-ти-ны!Идите вон!.. подкидыши,Не дети вы мои!»Оробели наследники:А ну как перед смертиюЛишит наследства? Мало лиЛесов, земель у батюшки?Что денег понакоплено,Куда пойдет добро?Гадай! У князя в ПитереТри дочери побочныеЗа генералов выданы,Не отказал бы им!А князь опять больнехонек…Чтоб только время выиграть,Придумать: как тут быть,Которая-то барыня(Должно быть, белокурая:Она ему, сердечному,Слыхал я, терла щеткоюВ то время левый бок)Возьми и брякни барину.Что мужиков помещикамВелели воротить!

Поверил! Проще малогоРебенка стал старинушка,Как паралич расшиб!Заплакал! пред иконамиСо всей семьею молится,Велит служить молебствие,Звонить в колокола!И силы словно прибыло,Опять: охота, музыка,Дворовых дует палкою,Велит созвать крестьян.С дворовыми наследникиСтакнулись, разумеется,А есть один (он давечаС салфеткой прибегал),Того и уговариватьНе надо было: баринаСтоль много любит он!Ипатом прозывается.Как воля нам готовилась,Так он не верил ей:«Шалишь! Князья УтятиныОстанутся без вотчины?Нет, руки коротки!»Явилось «Положение», —Ипат сказал: «Балуйтесь вы!А я князей УтятиныхХолоп — и весь тут сказ!»Не может барских милостейЗабыть Ипат! ПотешныеО детстве и о младости,Да и о самой старостиРассказы у него(Придешь, бывало, к барину.Ждешь, ждешь… Неволей слушаешь,Сто раз я слышал их):«Как был я мал, наш князюшкаМеня рукою собственнойВ тележку зяпрягал;Достиг я резвой младости:Приехал в отпуск князюшкаИ, подгулявши, выкупалМеня, раба последнего,Зимою в проруби!Да как чудно! Две проруби:В одну опустит в неводе,В другую мигом вытянет —И водки поднесет.Клониться стал я к старости.Зимой дороги узкие,Так часто с князем, ездилиМы гусем в пять коней.Однажды князь — затейник же! —И посади фалетуромМеня, раба последнего.Со скрипкой — впереди.Любил он крепко музыку.„Играй, Ипат!“ А кучеруКричит: „пошел живей!“Метель была изрядная,Играл я: руки заняты,А лошадь спотыкливая —Свалился я с нее!Ну, сани, разумеется,Через меня проехали,Попридавили грудь.Не то беда: а холодно.Замерзнешь — нет спасения.Кругом пустыня, снег…Гляжу на звезды частыеДа каюсь во грехах.Так что же, друг ты истинный?Послышал я бубенчики.Чу, ближе! чу, звончей!Вернулся князь (закапалиТут слезы у дворового.И сколько ни рассказывал.Всегда тут плакал он!),Одел меня, согрел меняИ рядом, недостойного,С своей особой княжескойВ санях привез домой!»Похохотали странники…Глонув вина (в четвертый раз).Влас продолжал: «НаследникиУдарили и вотчинеЧелом: «Нам жаль родителя,Порядков новых, нонешнихЕму не перенесть.Поберегите батюшку!Помалчивайте, кланяйтесь,Да не перечьте хворому,Мы вас вознаградим:За лишний труд, за барщину,За слово даже бранное —За все заплатим вам.Недолго жить сердечному,Навряд ли два — три месяца,Сам дохтур объявил!Уважьте нас, послушайтесь,Мы вам луга поемныеПо Волге подарим;Сейчас пошлем посредникуБумагу, дело верное!»    Собрался мир, галдит!Луга-то (эти самые),Да водка, да с три коробаПосулов то и сделали,Что мир решил помалчиватьДо смерти старика.Поехали к посреднику:Смеется! «Дело доброе,Да и луга хорошие,Дурачьтесь, бог простит!Нет на Руси, вы знаете,Помалчивать да кланятьсяЗапрета никому!»Однако я противился:«Вам, мужикам, сполагоря,А мне-то каково?Что ни случится — к баринуБурмистра! что ни вздумает,За мной пошлет! Как буду яНа спросы бестолковыеОтветствовать? дурацкиеПриказы исполнять?»— Ты стой пред ним без шапочки,Помалчивай да кланяйся,Уйдешь — и дело кончено.Старик больной, расслабленный,Не помнит ничего! —Оно и правда: можно бы!Морочить полоумногоНехитрая статья.Да быть шутом гороховым,Признаться, не хотелося.И так я на веку,У притолоки стоючи,Помялся перед бариномДосыта! «Коли мир(Сказал я, миру кланяясь)Дозволит покуражитьсяУволенному баринуВ останные часы,Молчу и я — покорствую,А только что от должностиУвольте вы меня!»Чуть дело не разладилось.Да Климка Лавин выручил:«А вы бурмистром сделайтеМеня! Я удовольствуюИ старика, и вас.Бог приберет ПоследышаСкоренько, а у вотчиныОстанутся луга.Так будем мы начальствовать,Такие мы строжайшиеПорядки заведем,Что надорвет животикиВся вотчина… Увидите!»    Долгонько думал мир.Что ни на есть отчаянныйБыл Клим мужик: и пьяница,И на руку нечист.Работать не работает,С цыганами возжается.Бродяга, коновал!Смеется над трудящимся:С работы, как ни мучайся,Не будешь ты богат,А будешь ты горбат!А впрочем, парень грамотный,Бывал в Москве и в Питере,В Сибирь езжал с купечеством,Жаль, не остался там!Умен, а грош не держится,Хитер, а попадаетсяВпросак! Бахвал мужик!Каких-то слов особенныхНаслушался: Атечество,Москва первопрестольная,Душа великорусская.«Я — русский мужичок! —Горланил диким голосомИ, кокнув в лоб посудою,Пил залпом полуштоф!Как рукомойник кланятьсяГотов за водку всякому,А есть казна — поделится,Со встречным все пропьет!Горазд орать, балясничать,Гнилой товар показыватьС хазового конца.Нахвастает с три короба,А уличишь — отшутитсяБесстыжей поговоркою,Что «за погудку правуюСмычком по роже бьют!»Подумавши, оставилиМеня бурмистром: правлю яДелами и теперь.А перед старым бариномБурмистром Климку назвали,Пускай его! По баринуБурмистр! перед ПоследышемПоследний человек!У Клима совесть глиняна,А бородища Минина,Посмотришь, так подумаешь,Что не найти крестьянинаСтепеннеи и трезвей.Наследники построилиКафтан ему: одел его —И сделался Клим ЯковличИз Климки бесшабашного,Бурмистр первейший сорт.Пошли порядки старые!Последышу-то нашему,Как на беду, приказаныПрогулки. Что ни день.Через деревню катитсяРессорная колясочка:Вставай! картуз долой!Бог весть с чего накинется,Бранит, корит; с угрозоюПодступит — ты молчи!Увидит в поле пахаряИ за его же полосуОблает: и лентяи-то,И лежебоки мы!А полоса сработана,Как никогда на баринаНе работал мужик,Да невдомек Последышу,Что уж давно не барская,А наша полоса!Сойдемся — смех! У каждогоСвой сказ про юродивогоПомещика: икается,Я думаю, ему!А тут еще Клим Яковлич.Придет, глядит начальником(Горда свинья: чесаласяО барское крыльцо!),Кричит: «Приказ по вотчине!»Ну, слушаем приказ:«Докладывал я барину,Что у вдовы ТерентьевныИзбенка развалилася,Что баба побираетсяХристовым подаянием,Так барин приказал:На той вдове ТерентьевойЖенить Гаврилу Жохова,Избу поправить заново,Чтоб жили в ней, плодилисяИ правили тягло!»А той вдове — под семьдесят,А жениху — шесть лет!Ну, хохот, разумеется!..Другой приказ: «КоровушкиВчера гнались до солнышкаБлиз барского двораИ так мычали, глупые,Что разбудили барина, —Так пастухам приказаноВпредь унимать коров!»Опять смеется вотчина.«А что смеетесь? ВсякиеБывают приказания:Сидел на губернаторствеВ Якутске генерал.Так на́ кол тот коровушекСажал! Долгонько слушалисьВесь город разукрасили.Как Питер монументами,Казненными коровами,Пока не догадалися,Что спятил он с ума!»Еще приказ: «У сторожа,У ундера Софронова,Собака непочтительна:Залаяла на барина,Так ундера прогнать,А сторожем к помещичьейУсадьбе назначаетсяЕремка!..» ПокатилисяОпять крестьяне со смеху:Еремка тот с рожденияГлухонемой дурак!

Доволен Клим. Нашел-такиПо нраву должность! Бегает,Чудит, во все мешается,Пить даже меньше стал!Бабенка есть тут бойкая,Орефьевна, кума ему,Так с ней Климаха баринаДурачит заодно.Лафа бабенкам! бегаютНа барский двор с полотнами,С грибами, с земляникою:Все покупают барыни,И кормят, и поят!Шутили мы, дурачились,Да вдруг и дошутилисяДо сущей до беды:Был грубый, непокладистыйУ нас мужик Агап Петров.Он много нас корил:«Ай, мужики! Царь сжалился,Так вы в хомут охотою…Бог с ними, с сенокосами!Знать не хочу господ!..»Тем только успокоили,Что штоф вина поставили(Винцо-то он любил).

Да черт его со временемНанес-таки на барина:Везет Агап бревно(Вишь, мало ночи глупому,Так воровать отправилсяЛес — среди бела дня!),Навстречу та колясочкаИ барин в ней: «ОткудоваБревно такое славноеВезешь ты, мужичок?..»А сам смекнул откудова.Агап молчит: бревешко-тоИз лесу из господского,Так что тут говорить!Да больно уж окрысилсяСтарик: пилил, пилил его,Права свои дворянскиеВысчитывал ему!    Крестьянское терпениеВыносливо, а временемЕсть и ему конец.Агап раненько выехал,Без завтрака: крестьянинаТошнило уж и так,А тут еще речь барская,Как муха неотвязная,Жужжит под ухо самое…    Захохотал Агап!«Ах шут ты, шут гороховый!Никшни!» — да и пошел!Досталось тут ПоследышуЗа дедов и за прадедов,Не только за себя.Известно, гневу нашемуДай волю! Брань господскаяЧто жало комариное,Мужицкая — обух!Опешил барин! Легче быСтоять ему под пулями,Под каменным дождем!Опешили и сродники,Бабенки было бросилисьК Агапу с уговорами,Так он вскричал: «Убью!..Что брага, раскуражилисьПодонки из поганогоКорыта… Цыц! Никшни!Крестьянских душ владениеПокончено. Последыш ты!Последыш ты! По милостиМужицкой нашей глупостиСегодня ты начальствуешь,А завтра мы ПоследышуПинка — и кончен бал!Иди домой, похаживай,Поджавши хвост, по горницам,А нас оставь! Никшни!..»«Ты — бунтовщик!» — с хрипотоюСказал старик; затрясся весьИ полумертвый пал«Теперь конец!» — подумалиГвардейцы черноусыеИ барыни красивые;Ан вышло — не конец!    Приказ: пред всею вотчиной,В присутствии помещика,За дерзость беспримернуюАгапа наказать.Забегали наследникиИ жены их — к Агапушке,И к Климу, и ко мне!«Спасите нас, голубчики!Спасите!» Ходят бледные:«Коли обман откроется,Пропали мы совсем!»Пошел бурмистр орудовать!С Агапом пил до вечера,Обнявшись, до полуночиДеревней с ним гулял,Потом опять с полуночиПоил его — и пьяногоПривел на барский двор.Все обошлось любехонько:Не мог с крылечка сдвинутьсяПоследыш — так расстроился…Ну, Климке и лафа!    В конюшню плут преступникаПривел, перед крестьяниномПоставил штоф вина:«Пей да кричи: помилуйте!Ой, батюшки! ой, матушки!»Послушался Агап,Чу, вопит! Словно музыку,Последыш стоны слушает;Чуть мы не рассмеялися,Как стал он приговаривать:«Ка-тай его, раз-бой-ника,Бун-тов-щи-ка… Ка-тай!»Ни дать ни взять под розгамиКричал Агап, дурачился,Пока не допил штоф:Как из конюшни вынеслиЕго мертвецки пьяногоЧетыре мужика,Так барин даже сжалился:«Сам виноват, Агапушка! —Он ласково сказал…»«Вишь, тоже добрый! сжалился», —Заметил Пров, а Влас ему:— Не зол… да есть пословица:Хвали траву в стогу,А барина — в гробу!Все лучше, кабы бог егоПрибрал… Уж нет Агапушки… —«Как умер?»                        — Да, почтенные:Почти что в тот же день!Он к вечеру разохался,К полуночи попа просил,К белу свету преставился.Зарыли и поставилиЖивотворящий крест…С чего? Один бог ведает!Конечно, мы не тронулиЕго не только розгами —И пальцем. Ну а все жНет-нет — да и подумаешь:Не будь такой оказии,Не умер бы Агап!Мужик сырой, особенный,Головка непоклончива,А тут: иди, ложись!Положим, ладно кончилось,А все Агап надумался:Упрешься — мир осердится,А мир дурак — доймет!Все разом так подстроилось:Чуть молодые барыниНе целовали старого,Полсотни, чай, подсунули,А пуще: Клим бессовестный,Сгубил его, анафема,Винищем!..                        Вон от баринаПосол идет: откушали!Зовет, должно быть, старосту,Пойду взгляну камедь! —

к оглавлению ↑

III

Пошли за Власом странники;Бабенок тоже несколькоИ парней с ними тронулось;Был полдень, время отдыха,Так набралось порядочноНароду — поглазеть.Все стали в ряд почтительноПоодаль от господ…За длинным белым столиком,Уставленным бутылкамиИ кушаньями разными,Сидели господа;На первом месте — старый князь,Седой, одетый в белое,Лицо перекошенноеИ — разные глаза.В петлице крестик беленький(Влас говорит: ГеоргияПобедоносца крест).За стулом в белом галстукеИпат, дворовый преданный,Обмахивает мух.По сторонам помещикаДве молодые барыни:Одна черноволосая.Как свекла губы красные,По яблоку — глаза!Другая белокурая,С распущенной косой,Ай, косонька! как золотоНа солнышке горит!На трех высоких стульчикахТри мальчика нарядные,Салфеточки подвязаныПод горло у детей.При них старуха нянюшка,А дальше — челядь разная:Учительницы, бедныеДворянки. Против барина —Гвардейцы черноусые,Последыша сыны.    За каждым стулом девочка,А то и баба с веткою —Обмахивает мух.А под столом мохнатыеСобачки белошерстые.Барчонки дразнят их…Без шапки перед бариномСтоял бурмистр:                        «А скоро ли, —Спросил помешик, кушая, —Окончим сенокос?»— Да как теперь прикажете:У нас по положениюТри дня в неделю барские,С тягла: работник с лошадью,Подросток или женщина,Да полстарухи в день,Господский срок кончается… —«Тсс! тсс! — сказал Утятин князь,Как человек, заметивший,Что на тончайшей хитростиДругого изловил. —Какой такой господский срок?Откудова ты взял его?»И на бурмистра верногоНавел пытливо глаз.Бурмистр потупил голову,— Как приказать изволите!Два-три денька хорошие,И сено вашей милостиВсё уберем, бог даст!Не правда ли, ребятушки?.. —(Бурмистр воротит к барщинеШирокое лицо.)За барщину ответилаПроворная Орефьевна,Бурмистрова кума:— Вестимо так, Клим Яковлич.Покуда вёдро держится,Убрать бы сено барское,А наше — подождет! —«Бабенка, а умней тебя! —Помещик вдруг осклабилсяИ начал хохотать. —Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха!Дурак! дурак! дурак!Придумали: господский срок!Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха!Господский срок — вся жизнь раба!Забыли, что ли, вы:Я божиею милостью,И древней царской грамотой,И родом и заслугамиНад вами господин!..»Влас наземь опускается.«Что так?» — спросили странники.— Да отдохну пока!Теперь не скоро князюшкаСойдет с коня любимого!С тех пор, как слух прошел.Что воля нам готовится,У князя речь одна:Что мужику у баринаДо светопреставленияЗажату быть в горсти!.. —    И точно: час без малогоПоследыш говорил!Язык его не слушался:Старик слюною брызгался,Шипел! И так расстроился,Что правый глаз задергало,А левый вдруг расширилсяИ — круглый, как у филина, —Вертелся колесом.Права свои дворянские,Веками освященные,Заслуги, имя древнееПомещик поминал,Царевым гневом, божиимГрозил крестьянам, ежелиВзбунтуются они,И накрепко приказывал,Чтоб пустяков не думала,Не баловалась вотчина,А слушалась господ!«Отцы! — сказал Клим Яковлич,С каким-то визгом в голосе,Как будто вся утроба в нем,При мысли о помещиках,Заликовала вдруг. —Кого же нам и слушаться?Кого любить? надеятьсяКрестьянству на кого?Бедами упиваемся,Слезами умываемся,Куда нам бунтовать?Всё ваше, всё господское —Домишки наши ветхие,И животишки хворые,И сами — ваши мы!Зерно, что в землю брошено,И овощь огородная,И волос на нечесанойМужицкой голове —Все ваше, все господское!В могилках наши прадеды,На печках деды старыеИ в зыбках дети малые —Все ваше, все господское!А мы, как рыба в неводе,Хозяева в дому!»    Бурмистра речь покорнаяПонравилась помещику:Здоровый глаз на старостуГлядел с благоволением,А левый успокоился:Как месяц в небе стал!Налив рукою собственнойСтакан вина заморского,«Пей!» — барин говорит.Вино на солнце искрится,Густое, маслянистое.Клим выпил, не поморщилсяИ вновь сказал: «Отцы!Живем за вашей милостью,Как у Христа за пазухой:Попробуй-ка без баринаКрестьянин так пожить!(И снова, плут естественный,Глонул вина заморского.)Куда нам без господ?Бояре — кипарисовы,Стоят, не гнут головушки!Над ними — царь один!А мужики вязовые —И гнутся-то, и тянутся«Скрипят! Где мат крестьянину,Там барину сполагоря:Под мужиком лед ломится,Под барином трещит!Отцы! руководители!Не будь у нас помещиков,Не наготовим хлебушка,Не запасем травы!Хранители! радетели!И мир давно бы рушилсяБез разума господского,Без нашей простоты!Вам на роду написаноБлюсти крестьянство глупое,А нам работать, слушаться,Молиться за господ!»

    Дворовый, что у баринаСтоял за стулом с веткою,Вдруг всхлипнул! Слезы катятсяПо старому лицу.«Помолимся же господуЗа долголетье барина!» —Сказал холуй чувствительныйИ стал креститься дряхлою,Дрожащею рукой.Гвардейцы черноусыеКисленько как-то глянулиНа верного слугу;Однако — делать нечего! —Фуражки сняли, крестятся.Перекрестились барыни.Перекрестилась нянюшка,Перекрестился Клим…Да и мигнул Орефьевне:И бабы, что протискалисьПоближе к господам,Креститься тоже начали,Одна так даже всхлипнулаВподобие дворового.(«Урчи! вдова Терентьевна!Старуха полоумная!» —Сказал сердито Влас.)Из тучи солнце красноеВдруг выглянуло; музыкаПротяжная и тихаяПослышалась с реки…    Помещик так растрогался,Что правый глаз заплаканныйЕму платочком вытерлаС сноха с косой распущеннойИ чмокнула старинушкуВ здоровый этот глаз.«Вот! — молвил он торжественноСынам своим наследникамИ молодым снохам. —Желал бы я, чтоб виделиШуты, врали столичные,Что обзывают дикимиКрепостниками нас,Чтоб видели, чтоб слышали…»    Тут случай неожиданныйНарушил речь господскую:Один мужик не выдержал —Как захохочет вдруг!    Задергало Последыша.Вскочил, лицом уставилсяВперед! Как рысь, высматривалДобычу. Левый глазЗаколесил… «Сы-скать его!Сы-скать бун-тов-щи-ка!»Бурмистр в толпу отправился;Не ищет виноватого,А думает: как быть?Пришел в ряды последние,Где были наши странники,И ласково сказал:«Вы люди чужестранные,Что с вами он поделает?Подите кто-нибудь!»Замялись наши странники,Желательно бы выручитьНесчастных вахлаков,Да барин глуп: судись потом,Как влепит сотню добруюПри всем честном миру!«Иди-ка ты, Романушка! —Сказали братья Губины. —Иди! ты любишь бар!»— Нет, сами вы попробуйте! —И стали наши странникиДруг дружку посылать.Клим плюнул. «Ну-ка, Власушка,Придумай, что тут сделаем?А я устал; мне мочи нет!»— Ну, да и врал же ты! —«Эх, Влас Ильич! где враки-то? —Сказал бурмистр с досадою. —Не в их руках мы, что ль?..Придет пора последняя:Заедем все в ухаб, 1Не выедем никак,В кромешный ад провалимся,Так ждет и там крестьянинаРабота на господ!»— Что ж там-то будет, Климушка? —«А будет что назначено:Они в котле кипеть,А мы дрова подкладывать!»(Смеются мужики.)Пришли сыны Последыша:«Эх! Клим-чудак! до смеху ли?Старик прислал нас; сердится,Что долго нет виновного…Да кто у вас сплошал?»— А кто сплошал, и надо быТого тащить к помещику,Да всё испортит он!Мужик богатый… Питерщик…Вишь, принесла нелегкаяДомой его на грех!Порядки наши чудныеЕму пока в диковину,Так смех и разобрал!А мы теперь расхлебывай! —«Ну… вы его не трогайте,А лучше киньте жеребий.Заплатим мы: вот пять рублей…»— Нет! разбегутся все… —«Ну, так скажите барину,Что виноватый спрятался».— А завтра как? Забыли выАгапа неповинного? —«Что ж делать?.. Вот беда!»— Давай сюда бумажку ту!Постойте! я вас выручу! —Вдруг объявила бойкаяБурмистрова кума,И побежала к барину,Бух в ноги: — Красно солнышко!Прости, не погуби!Сыночек мой единственный,Сыночек надурил!Господь его без разумуПустил на свет! Глупешенек:Идет из бани — чешется!Лаптишком, вместо ковшика,Напиться норовит!Работать не работает,Знай скалит зубы белые,Смешлив… так бог родил!В дому-то мало радости:Избенка развалилася,Случается, есть нечего —Смеется дурачок!Подаст ли кто копеечку,Ударит ли по темени —Смеется дурачок!Смешлив… что с ним поделаешь?Из дурака, родименький,И горе смехом прет! —    Такая баба ловкая!Орет, как на девишнике,Целует ноги барину.«Ну, бог с тобой! Иди! —Сказал Последыш ласково.Я не сержусь на глупого,Я сам над ним смеюсь!»«Какой ты добрый!» — молвилаСноха черноволосаяИ старика погладилаПо белой голове.Гвардейцы черноусыеСловечко тоже вставили:Где ж дурню деревенскомуПонять слова господские,Особенно ПоследышаСтоль умные слова?А Клим полой суконноюОтер глаза бесстыжиеИ пробурчал: «Отцы!Отцы! сыны атечества!Умеют наказать,Умеют и помиловать!»    Повеселел старик!Спросил вина шипучего.Высоко пробки прянули,Попадали на баб.С испугу бабы визгнули,Шарахнулись. СтаринушкаЗахохотал! За нимЗахохотали барыни.За ними — их мужья,Потом дворецкий преданный,Потом кормилки, нянюшки,А там — и весь народ!Пошло веселье! Барыни,По приказанью барина,Крестьянам поднесли,Подросткам дали пряников,Девицам сладкой водочки,А бабы тоже выпилиПо рюмке простяку…    Последыш пил да чокался,Красивых снох пощипывал.(— Вот так-то! чем бы старомуЛекарство пить, — заметил Влас, —Он пьет вино стаканами.Давно уж меру всякуюКак в гневе, так и в радостиПоследыш потерял. —)    Гремит на Волге музыка.Поют и пляшут девицы —Ну, словом, пир горой!К девицам присоседитьсяХотел старик, встал на ногиИ чуть не полетел!Сын поддержал родителя.Старик стоял: притопывал,Присвистывал, прищелкивал,А глаз свое выделывал —Вертелся колесом!«А вы что ж не танцуете? —Сказал Последыш барынямИ молодым сынам. —Танцуйте!» Делать нечего!Прошлись они под музыку.Старик их осмеял!Качаясь, как на палубеВ погоду непокойную,Представил он, как тешилисьВ его-то времена!«Спой, Люба!» Не хотелосяПеть белокурой барыне,Да старый так пристал!    Чудесно спела барыня!Ласкала слух та песенка,Негромкая и нежная,Как ветер летним вечером,Легонько пробегающийПо бархатной муравушке,Как шум дождя весеннегоПо листьям молодым!    Под песню ту прекраснуюУснул Последыш. БережноСнесли его в ладьюИ уложили сонного.Над ним с зеленым зонтикомСтоял дворовый преданный,Другой рукой отмахивалСлепней и комаров.Сидели молча бравыеГребцы; играла музыкаЧуть слышно… лодка тронуласьИ мерно поплыла…У белокурой барыниКоса, как флаг распущенный,Играла на ветру…«Уважил я Последыша! —Сказал бурмистр. — Господь с тобой!Куражься, колобродь!Не знай про волю новую,Умри, как жил, помещиком,Под песни наши рабские,Под музыку холопскую —Да только поскорей!Дай отдохнуть крестьянину!Ну, братцы! поклонитесь мне,Скажи спасибо, Влас Ильич:Я миру порадел!Стоять перед ПоследышемНапасть… язык примелется.А пуще смех долит.Глаз этот… как завертится,Беда! Глядишь да думаешь:„Куда ты, друг единственный?По надобности собственнойАль по чужим делам?Должно быть, раздобылся тыКурьерской подорожною!..“Чуть раз не прыснул я.Мужик я пьяный, ветреный,В амбаре крысы с голодуПодохли, дом пустехонек,А не взял бы, свидетель бог,Я за такую каторгуИ тысячи рублей,Когда б не знал доподлинно,Что я перед последышемСтою… что он куражитсяПо воле по моей…»Влас отвечал задумчиво:— Бахвалься! А давно ли мы,Не мы одни — вся вотчина…(Да… все крестьянство русское!)Не в шутку, не за денежки,Не три-четыре месяца,А целый век… да что уж тут!Куда уж нам бахвалиться,Недаром вахлаки! —    Однако Клима ЛавинаКрестьяне полупьяныеУважили: «Качать его!»И ну качать… «ура!»Потом вдову ТерентьевнуС Гаврилкой, малолеточком,Клим посадил рядкомИ жениха с невестоюПоздравил! ПодурачилисьДосыта мужики.Приели все, все прилили,Что господа оставили,И только поздним вечеромВ деревню прибрели.Домашние их встретилиИзвестьем неожиданным:Скончался старый князь!«Как так?» — Из лодки вынеслиЕго уж бездыханного —Хватил второй удар! —    Крестьяне пораженныеПереглянулись… крестятся….Вздохнули… НикогдаТакого вздоха дружного,Глубокого — глубокогоНе испускала беднаяБезграмотной губернииДеревня Вахлаки…Но радость их вахлацкаяБыла непродолжительна.Со смертию ПоследышаПропала ласка барская:Опохмелиться не далиГвардейцы вахлакам!А за луга поемныеНаследники с крестьянамиТягаются доднесь.Влас за крестьян ходатаем,Живет в Москве… был в Питере…А толку что-то нет!

1  Могила.

к оглавлению ↑

Пир на весь мир 

(Посвящается Сергею Петровичу Боткину)

В конце села под ивою,Свидетельницей скромноюВсей жизни вахлаков,Где праздники справляются,Где сходки собираются,Где днем секут, а вечеромЦалуются, милуются, —Всю ночь огни и шум.На бревна, тут лежавшие,На сруб избы застроеннойУселись мужики;Тут тоже наши странникиСидели рядом с ВласушкойВлас водку наливал,«Пей, вахлачки, погуливай!» —Клим весело кричал.Как только пить надумали,Влас сыну-малолеточкуВскричал: «Беги за Трифоном!»С дьячком приходским Трифоном,Гулякой, кумом старосты,Пришли его сыны,Семинаристы: СаввушкаИ Гриша, парни добрые,Крестьянам письма к сродникамПисали; «Положение»Как вышло, толковали им,Косили, жали, сеялиИ пили водку в праздникиС крестьянством наравне.Теперь же Савва дьякономСмотрел, а у ГригорияЛицо худое, бледноеИ волос тонкий, вьющийся,С оттенком красноты.Тотчас же за селениемШла Волга, а за ВолгоюБыл город небольшой(Сказать точнее, городаВ ту пору тени не было,А были головни:Пожар всё снес третьеводни).Так люди мимоезжие,Знакомцы вахлаков,Тут тоже становилися,Парома поджидаючи,Кормили лошадей.Сюда брели и нищие,И тараторка-странница,И тихий богомол.В день смерти князя старогоКрестьяне не предвидели,Что не луга поемные,А тяжбу наживут.И, выпив по стаканчику,Первей всего заспорили:Как им с лугами быть?Не вся ты, Русь, обмерянаЗемлицей: попадаютсяУглы благословенные,Где ладно обошлось.Какой-нибудь случайностью —Неведеньем помещика,Живущего вдали,Ошибкою посредника,А чаще изворотамиКрестьян-руководителей —В надел крестьянам изредкаПопало и леску.Там горд мужик, попробуй-каВ окошко стукнуть старостаЗа податью — осердится!Один ответ до времени:«А ты леску продай!»И вахлаки надумалиСвои луга поемныеСдать старосте — на подати:Всё взвешено, рассчитано,Как раз — оброк и подати,С залишком. «Так ли, Влас?А коли подать справлена,Я никому не здравствую!Охота есть — работаю,Не то — валяюсь с бабою,Не то — иду в кабак!»— Так! — вся орда вахлацкаяНа слово Клима ЛавинаОткликнулась. — На подати!Согласен, дядя Влас? —    — У Клима речь короткаяИ ясная, как вывеска,Зовущая в кабак, —Сказал шутливо староста. —Начнет Климаха бабою,А кончит — кабаком! —«А чем же! Не острогом жеКончать ту? Дело верное,Не каркай, пореши!»

Но Власу не до карканья.Влас был душа добрейшая,Болел за всю вахлачину —Не за одну семью.Служа при строгом барине.Нес тяготу на совестиНевольного участникаЖестокостей его.

Как молод был, ждал лучшего,Да вечно так случалося,Что лучшее кончалосяНичем или бедой.И стал бояться нового,Богатого посулами.Неверующий Влас.Не столько в БелокаменнойПо мостовой проехано,Как по душе крестьянинаПрошло обид… до смеху ли?..Влас вечно был угрюм.А тут — сплошал старинушка!Дурачество вахлацкоеКоснулось и его!Ему невольно думалось:«Без барщины… без подати…Без палки… правда ль, господи?»И улыбнулся Влас.Так солнце с неба знойногоВ лесную глушь дремучуюЗабросит луч — и чудо там:Роса горит алмазами,Позолотился мох.«Пей, вахлачки, погуливай!»Не в меру было весело:У каждого в грудиИграло чувство новое,Как будто выносила ихМогучая волнаСо дна бездонной пропастиНа свет, где нескончаемыйИм уготован пир!Еще ведро поставили,Галденье непрерывноеИ песни начались.Так, схоронив покойника,Родные и знакомыеО нем лишь говорят,Покамест не управятсяС хозяйским угощениемИ не начнут зевать, —Так и галденье долгоеЗа чарочкой, под ивою,Всё, почитай, сложилосяВ поминки по подрезаннымПомещичьим «крепям».К дьячку с семинаристамиПристали: «Пой „Веселую“!»Запели молодцы.(Ту песню — не народную —Впервые спел сын Трифона.Григорий, вахлакам,И с «Положенья» царского,С народа крепи снявшего,Она по пьяным праздникамКак плясовая пеласяПопами и дворовыми, —Вахлак ее не пел,А, слушая, притопывал,Присвистывал; «Веселою»Не в шутку называл.)

ВЕСЕЛАЯ

«Кушай тюрю, Яша!Молочка-то нет!»— Где ж коровка наша? —«Увели, мой свет!Барин для приплодуВзял ее домой».Славно жить народуНа Руси святой!— Где же наши куры? —Девчонки орут.«Не орите, дуры!Съел их земский суд;Взял еще подводуДа сулил постой…»Славно жить народуНа Руси святой!Разломило спину,А квашня не ждет!Баба КатеринуВспомнила — ревет:В дворне больше годуДочка… нет родной!Славно жить народуНа Руси святой!Чуть из ребятишек,Глядь, и нет детей:Царь возьмет мальчишек,Барин — дочерей!Одному уродуВековать с семьей.Славно жить народуНа Руси святой!    и т. д.

Потом свою вахлацкую,Родную, хором грянули.Протяжную, печальную —Иных покамест нет.Не диво ли? широкаяСторонка Русь крещеная,Народу в ней тьма тём,А ни в одной-то душенькеСпокон веков до нашегоНе загорелась песенкаВеселая и ясная,Как ведреный денек.Не дивно ли? не страшно ли?О время, время новое!Ты тоже в песне скажешься,Но как?… Душа народная!Воссмейся ж наконец!

БАРЩИННАЯ

Беден, нечесан Калинушка,Нечем ему щеголять,Только расписана спинушка,Да за рубахой не знать.        С лаптя до ворота        Шкура вся вспорота,Пухнет с мякины живот.        Верченый, крученый,        Сеченый, мученый,        Еле Калина бредет.В ноги кабатчику стукнется,Горе потопит в вине.Только в субботу аукнетсяС барской конюшни жене…

«Ай, песенка!.. Запомнить бы!..»Тужили наши странники.Что память коротка,А вахлаки бахвалились:«Мы барщинные! С наше-тоПопробуй, потерпи!Мы барщинные! вырослиПод рылом у помещика;День-каторга, а ночь?Что сраму-то! За девкамиГонцы скакали тройкамиПо нашим деревням.В лицо позабывали мыДруг дружку, в землю глядючи,Мы потеряли речь.В молчанку напивалися,В молчанку целовалися,В молчанку драка шла».— Ну, ты насчет молчанки-тоНе очень! нам молчанка таДосталась солоней! —Сказал соседней волостиКрестьянин, с сеном ехавший(Нужда пристигла крайняя,Скосил — и на базар!)Решила наша барышняГертруда Александровна,Кто скажет слово крепкое.Того нещадно драть.И драли же! покудоваНе перестали лаяться.А мужику не лаяться —Едино что молчать.Намаялись! уж подлинноОтпраздновали волю мы,Как праздник: так ругалися,Что поп Иван обиделсяЗа звоны колокольные.Гудевшие в тот день. —Такие сказы чудныеПосыпались… И диво ли?Ходить далеко за́ словомНе надо — всё прописаноНа собственной спине.«У нас была оказия, —Сказал детина с чернымиБольшими бакенбардами. —Так нет ее чудней»,(На малом шляпа круглая,С значком, жилетка красная,С десятком светлых пуговиц,Посконные штаныИ лапти: малый смахивалНа дерево, с которогоКору подпасок крохотныйВсю снизу ободрал.А выше — ни царапины,В вершине не побрезгуетВорона свить гнездо.)— Так что же, брат, рассказывай! —«Дай прежде покурю!»Покамест он покуривал,У Власа наши странникиСпросили: «Что за гусь?»— Так, подбегало-мученик,Приписан к нашей волости,Барона Синегузина Дворовый человек,Викентий Александрович.С запяток в хлебопашествоПрыгнул! За ним осталасяИ кличка «выездной».Здоров, а ноги слабые,Дрожат; его-то барыняВ карете цугом ездилаЧетверкой по грибы…Расскажет он! послушайте!Такая память знатная,Должно быть (кончил староста),Сорочьи яйца ел.  —Поправив шляпу круглую,Викентий АлександровичК рассказу приступил.

ПРО ХОЛОПА ПРИМЕРНОГО — ЯКОВА ВЕРНОГО

Был господин невысокого рода,Он деревнишку на взятки купил,Жил в ней безвыездно тридцать три года,Вольничал, бражничал, горькую пил.Жадный, скупой, не дружился с дворянами,Только к сестрице езжал на чаек;Даже с родными, не только с крестьянами,Был господин Поливанов жесток;Дочь повенчав, муженька благоверногоВысек — обоих прогнал нагишом,                В зубы холопа примерного,                Якова верного,                Походя дул каблуком.                Люди Холопского звания —                Сущие псы иногда:                Чем тяжелей наказания,                Тем им милей господа.        Яков таким объявился из младости,        Только и было у Якова радости:        Барина холить, беречь, ублажать        Да племяша-малолетка качать.        Так они оба до старости дожили.        Стали у барина ножки хиреть,        Ездил лечиться, да ноги не ожили…        Полно кутить, баловаться и петь!                Очи-то ясные,                Щеки-то красные,                Пухлые руки как сахар белы»        Да на ногах — кандалы!        Смирно помещик лежит под халатом,        Горькую долю клянет,        Яков при барине: другом и братом        Верного Якова барин зовет.        Зиму и лето вдвоем коротали,        В карточки больше играли они,        Скуку рассеять к сестрице езжали        Верст за двенадцать в хорошие дни.        Вынесет сам его Яков, уложит,        Сам на долгушке свезет до сестры,        Сам до старушки добраться поможет,        Так они жили ладком — до поры…            Вырос племянничек Якова, Гриша,        Барину в ноги: «Жениться хочу!»        — Кто же невеста? — «Невеста — Ариша».        Барин ответствует: — В гроб вколочу! —        Думал он сам, на Аришу-то глядя:        «Только бы ноги господь воротил!»        Как ни просил за племянника дядя,        Барин соперника в рекруты сбыл.        Крепко обидел холопа примерного,                Якова верного,        Барин, — холоп задурил!        Мертвую запил… Неловко без Якова,        Кто ни послужит — дурак, негодяй!        Злость-то давно накипела у всякого,        Благо есть случай: груби, вымещай!        Барин то просит, то песски ругается.                Так две недели прошли.        Вдруг его верный холоп возвращается…                Первое дело — поклон до земли.        Жаль ему, видишь ты, стало безногого:        Кто-де сумеет его соблюсти?        «Не поминай только дела жестокого;        Буду свой крест до могилы нести!»        Снова помещик лежит под халатом,        Снова у ног его Яков сидит,        Снова помещик зовет его братом.        — Что ты нахмурился, Яша? — «Мутит!» —        Много грибов нанизали на нитки,        В карты сыграли, чайку напились,        Ссыпали вишни, малину в напитки        И поразвлечься к сестре собрались.            Курит помещик, лежит беззаботно,        Ясному солнышку, зелени рад.        Яков угрюм, говорит неохотно,        Вожжи у Якова дрожмя дрожат,        Крестится. «Чур меня, сила нечистая!»        Шепчет: «рассыпься!» (мутил его враг).        Едут… Направо трущоба лесистая,        Имя ей исстари: Чертов овраг;        Яков свернул и поехал оврагом,        Барин опешил: — Куда ж ты, куда? —        Яков ни слова. Проехали шагом        Несколько верст; не дорога — беда!        Ямы, валежник; бегут по оврагу        Вешние воды, деревья шумят…        Стали лошадки — и дальше ни шагу,        Сосны стеной перед ними торчат.            Яков, не глядя на барина бедного,        Начал коней отпрягать,        Верного Яшу, дрожащего, бледного,        Начал помещик тогда умолять.        Выслушал Яков посулы — и грубо,        Зло засмеялся: «Нашел душегуба!        Стану я руки убийством марать,        Нет, не тебе умирать!»        Яков на сосну высокую прянул.        Вожжи в вершине ее укрепил,        Перекрестился, на солнышко глянул.        Голову в петлю — и ноги спустил!..            Экие страсти господни! висит        Яков над барином, мерно качается.        Мечется барин, рыдает, кричит.        Эхо одно откликается!            Вытянув голову, голос напряг        Барин — напрасные крики!        В саван окутался Чертов овраг,        Ночью там росы велики,        Зги не видать! только совы снуют,        Оземь ширяясь крылами,        Слышно, как лошади листья жуют,        Тихо звеня бубенцами.        Словно чугунка подходит — горят        Чьи-то два круглые, яркие ока,        Птицы какие-то с шумом летят.        Слышно, посели они недалеко.        Ворон над Яковом каркнул один.        Чу! их слетелось до сотни!        Ухнул, грозит костылем господин.        Экие страсти господни!            Барин в овраге всю ночь пролежал,        Стонами птиц и волков отгоняя,        Утром охотник его увидал.        Барин вернулся домой, причитая:        — Грешен я, грешен! Казните меня! —        Будешь ты, барин, холопа примерного,                        Якова верного,                Помнить до судного дня!

«Грехи, грехи, — послышалосьСо всех сторон. — Жаль Якова,Да жутко и за барина. —Какую принял казнь!»— Жалей!.. — Еще прослушалиДва-три рассказа страшныеИ горячо заспорилиО том, кто всех грешней.Один сказал: кабатчики,Другой сказал: помещики,А третий — мужики.То был Игнатий Прохоров,Извозом занимавшийся,Степенный и зажиточныйМужик — не пустослов.Видал он виды всякие,Изъездил всю губерниюИ вдоль и поперек.Его послушать надо бы,Однако вахлакиТак обозлились, не далиИгнатью слова вымолвить,Особенно Клим ЯковлевКуражился: «Дурак же ты!..»— А ты бы прежде выслушал… —«Дурак же ты…»                         — И все-то вы,Я вижу, дураки! —Вдруг вставил слово грубоеЕремин, брат купеческий,Скупавший у крестьянЧто ни попало, лапти ли,Теленка ли, бруснику ли,А главное — мастакПодстерегать оказии,Когда сбирались податиИ собственность вахлацкаяПускалась с молотка. —Затеять спор затеяли,А в точку не утрафили!Кто всех грешней? подумайте! —«Ну, кто же? говори!»— Известно кто: разбойники! —А Клим ему в ответ:«Вы крепостными не были,Была капель великая.Да не на вашу плешь!Набил мошну: мерещатсяВезде ему разбойники;Разбой — статья особая,Разбой тут ни при чем!»— Разбойник за разбойникаВступился! — прасол вымолвил,А Лавин — скок к нему!«Молись!» — и в зубы прасола.— Прощайся с животишками! —И прасол в зубы Лавина.«Ай, драка! молодцы!»Крестьяне расступилися,Никто не подзадоривал,Никто не разнимал.Удары градом сыпались:— Убью! пиши к родителям! —«Убью! зови попа!»Тем кончилось, что прасолаКлим сжал рукой, как обручем,Другой вцепился в волосыИ гнул со словом «кланяйся»Купца к своим ногам.— Ну, баста! — прасол вымолвил.Клим выпустил обидчика,Обидчик сел на бревнышко,Платком широким клетчатымОтерся и сказал:— Твоя взяла! и диво ли?Не жнет, не пашет — шляетсяПо коновальской должности.Как сил не нагулять? —(Крестьяне засмеялися.)«А ты еще не хочешь ли? —Сказал задорно Клим.— Ты думал, нет? Попробуем! —Купец снял чуйку бережноИ в руки поплевал.«Раскрыть уста греховныеПришел черед: прислушайте!И так вас помирю!» —Вдруг возгласил Ионушка,Весь вечер молча слушавший,Вздыхавший и крестившийся,Смиренный богомол.Купец был рад; Клим ЯковлевПомалчивал. Уселися,Настала тишина.

Бездомного, безродногоНемало попадаетсяНароду на Руси,Не жнут, не сеют — кормятсяИз той же общей житницы,Что кормит мышку малуюИ воинство несметное:Оседлого крестьянинаГорбом ее зовут.Пускай народу ведомо,Что целые селенияНа попрошайство осенью,Как на доходный промысел,Идут: в народной совестиУставилось решение,Что больше тут злосчастия,Чем лжи, — им подают.Пускай нередки случаи,Что странница окажетсяВоровкой; что у бабЗа просфоры афонские,За «слезки богородицы»Паломник пряжу выманит,А после бабы сведают,Что дальше Троицы-СергияОн сам-то не бывал.Был старец, чудным пениемПленял сердца народные;С согласья матерей,В селе Крутые ЗаводиБожественному пениюСтал девок обучать;Всю зиму девки красныеС ним в риге запиралися,Откуда пенье слышалось,А чаще смех и визг.Однако чем же кончилось?Он петь-то их не выучил,А перепортил всех.Есть мастера великиеПодлаживаться к барыням:Сначала через бабДоступится до девичьей,А там и до помещицы.Бренчит ключами, по дворуПохаживает барином,Плюет в лицо крестьянину,Старушку богомольнуюСогнул в бараний рог!..Но видит в тех же странникахИ лицевую сторонуНарод. Кем церкви строятся?Кто кружки монастырскиеНаполнил через край?Иной добра не делает,И зла за ним не видится,Иного не поймешь,Знаком народу Фомушка:Вериги двупудовыеПо телу опоясаны,Зимой и летом бос,Бормочет непонятное,А жить — живет по-божески:Доска да камень в головы,А пища-хлеб один.Чудён ему и памятенСтарообряд Кропильников,Старик, вся жизнь которогоТо воля, то острог.Пришел в село Усолово:Корит мирян безбожием,Зовет в леса дремучиеСпасаться. СтановойСлучился тут, всё выслушал:«К допросу сомустителя!»Он то же и ему:— Ты враг Христов, антихристовПосланник! — Сотский, старостаМигали старику:«Эй, покорись!» Не слушаетВезли его в острог,А он корил начальникаИ, на телеге стоючи,Усоловцам кричал:

— Горе вам, горе, пропащие головы!Были оборваны, — будете голы вы,Били вас палками, розгами, кнутьямиБудете биты железными прутьями!.. —

Усоловцы крестилися,Начальник бил глашатая:«Попомнишь ты, анафема,Судью ерусалимского!»У парня, у подводчика,С испуга вожжи выпалиИ волос дыбом стал!И, как на грех, воинскаяКоманда утром грянула:В Устой, село недальное,Солдатики пришли.Допросы! усмирение! —Тревога! по спопутностиДосталось и усоловцам:Пророчество строптивогоЧуть в точку не сбылось.Вовек не позабудетсяНародом Евфросиньюшка.Посадская вдова:Как божия посланница,Старушка появляетсяВ холерные года;Хоронит, лечит, возитсяС больными. Чуть не молятсяКрестьянки на нее…Стучись же, гость неведомый!Кто б ни был ты, уверенноВ калитку деревенскуюСтучись! Не подозрителенКрестьянин коренной,В нем мысль не зарождается,Как у людей достаточных,При виде незнакомого,Убогого и робкого:Не стибрил бы чего?А бабы — те радехоньки.Зимой перед лучиноюСидит семья, работает,А странничек гласит.Уж в баньке он попарился,Ушицы ложкой собственной,С рукой благословляющей,Досыта похлебал.По жилам ходит чарочка,Рекою льется речь.В избе все словно замерло:Старик, чинивший лапотки,К ногам их уронил;Челнок давно не чикает,Заслушалась работницаУ ткацкого станка;Застыл уж на уколотомМизинце у Евгеньюшки,Хозяйской старшей дочери,Высокий бугорок,А девка и не слышала,Как укололась до крови;Шитье к ногам спустилося.Сидит — зрачки расширены,Руками развела…Ребята, свесив головыС полатей, не шелохнутся:Как тюленята сонныеНа льдинах за Архангельском,Лежат на животе.Лиц не видать, завешеныСпустившимися прядямиВолос — не нужно сказывать.Что желтые они.Постой! уж скоро странничекДоскажет быль афонскую,Как турка взбунтовавшихсяМонахов в море гнал,Как шли покорно инокиИ погибали сотнями…Услышишь шепот ужаса,Увидишь ряд испуганных,Слезами полных глаз!Пришла минута страшная —И у самой хозяюшкиВеретено пузатоеСкатилося с колен.

Кот Васька насторожился —И прыг к веретену!В другую пору то-то быДосталось Ваське шустрому,А тут и не заметили.Как он проворной лапкоюВеретено потрогивал,Как прыгал на негоИ как оно каталося,Пока не размоталасяНапряденная нить!    Кто видывал, как слушаетСвоих захожих странниковКрестьянская семья,Поймет, что ни работоюНи вечною заботою,Ни игом рабства долгого,Ни кабаком самимЕще народу русскомуПределы не поставлены:Пред ним широкий путь.Когда изменят пахарюПоля старозапашные,Клочки в лесных окраинахОн пробует пахать.Работы тут достаточно.Зато полоски новыеДают без удобренияОбильный урожай.Такая почва добрая —Душа народа русского…О сеятель! приди!..Иона (он же Ляпушкин)Сторонушку вахлацкуюИздавна навещал.Не только не гнушалисяКрестьяне божьим странником,А спорили о том,Кто первый приютит его,Пока их спорам ЛяпушкинКонца не положил:«Эй! бабы! выносите-каИконы!» Бабы вынесли;Пред каждою иконоюИона падал ниц:«Не спорьте! дело божие,Котора взглянет ласковей,За тою и пойду!»И часто за беднейшеюИконой шел ИонушкаВ беднейшую избу.И к той избе особоеПочтенье: бабы бегаютС узлами, сковородкамиВ ту избу. Чашей полною,По милости Ионушки,Становится она.        Негромко и неторопко        Повел рассказ Ионушка        «О двух великих грешниках».        Усердно покрестясь.

О ДВУХ ВЕЛИКИХ ГРЕШНИКАХ

Господу богу помолимся,Древнюю быль возвестим,Мне в Соловках ее сказывалИнок, отец Питирим.Было двенадцать разбойников,Был Кудеяр-атаман,Много разбойники пролилиКрови честных христиан,Много богатства награбили,Жили в дремучем лесу,Вождь Кудеяр из-под КиеваВывез девицу-красу.Днем с полюбовницей тешился,Ночью набеги творил,Вдруг у разбойника лютогоСовесть господь пробудил.Сон отлетел; опротивелиПьянство, убийство, грабеж,Тени убитых являются,Целая рать — не сочтешь!Долго боролся, противилсяГосподу зверь-человек.Голову снес полюбовницеИ есаула засек.Совесть злодея осилила,Шайку свою распустил,Роздал на церкви имущество,Нож под ракитой зарыл.И прегрешенья отмаливатьК гробу господню идет,Странствует, молится, кается,Легче ему не стает.Старцем, в одежде монашеской,Грешник вернулся домой,Жил под навесом старейшегоДуба, в трущобе лесной.Денно и нощно всевышнегоМолит: грехи отпусти!Тело предай истязанию.Дай только душу спасти!Сжалился бог и к спасениюСхимнику путь указал:Старцу в молитвенном бденииНекий угодник предстал,Рек: «Не без божьего промыслаВыбрал ты дуб вековой,Тем же ножом, что разбойничал,Срежь его, той же рукой!

Будет работа великая,Будет награда эа труд;Только что рухнется дерево —Цепи греха упадут».Смерил отшельник страшилище:Дуб — три обхвата кругом!Стал на работу с молитвою,Режет булатным ножом.Режет упругое дерево,Господу славу поет,Годы идут — подвигаетсяМедленно дело вперед.Что с великаном поделаетХилый, больной человек?Нужны тут силы железные,Нужен не старческий век!В сердце сомнение крадется,Режет и слышит слова:«Эй, старина, что ты делаешь?»Перекрестился сперва.Глянул — и пана ГлуховскогоВидит на борзом коне,Пана богатого, знатного,Первого в той стороне.Много жестокого, страшногоСтарец о пане слыхалИ в поучение грешникуТайну свою рассказал.Пан усмехнулся: «СпасенияЯ уж не чаю давно,В мире я чту только женщину,Золото, честь и вино.Жить надо, старче, по-моему:Сколько холопов гублю,Мучу, пытаю и вешаю,А поглядел бы, как сплю!»Чудо с отшельником сталося:Бешеный гнев ощутил,Бросился к пану Глуховскому,Нож ему в сердце вонзил!Только что пан окровавленныйПал головой на седло,Рухнуло древо громадное,Эхо весь лес потрясло.Рухнуло древо, скатилосяС инока бремя грехов!..Господу богу помолимся:Милуй нас, темных рабов!

Иона кончил; крестится;Народ молчит. Вдруг прасолаСердитым криком прорвало:— Эй вы, тетери сонные!Па-ром, живей, па-ром! —«Парома не докличешьсяДо солнца! перевозчикиИ днем-то трусу празднуют,Паром у них худой,Пожди! Про Кудеяра-то…»— Паром! пар-ром! пар-ром! —Ушел, с телегой возится.Корова к ней привязана —Он пнул ее ногой;В ней курочки курлыкают,Сказал им: — Дуры! цыц! —Теленок в ней мотается —Досталось и теленочкуПо звездочке на лбу.Нажег коня саврасогоКнутом — и к Волге двинулся.Плыл месяц над дорогою.Такая тень потешнаяБежала рядом с прасоломПо лунной полосе!«Отдумал, стало, драться-то?А спорить — видит — не о чем, —Заметил Влас. — Ой, господи!Велик дворянский грех!»— Велик, а всё не быть емуПротив греха крестьянского, —Опять Игнатий ПрохоровНе вытерпел — сказал.Клим плюнул: «Эк приспичило!Кто с чем, а нашей галочкеРодные галченяточкиВсего милей… Ну, сказывай,Что за великий грех?»

КРЕСТЬЯНСКИЙ ГРЕХ

Аммирал-вдовец по морям ходил,По морям ходил, корабли водил,Под Ачаковым бился с туркою,Наносил ему поражение,И дала ему государыняВосемь тысяч душ в награждение.В той ли вотчине припеваючиДоживает век аммирал-вдовец,И вручает он, умираючи,Глебу-старосте золотой ларец.«Гой ты, староста! Береги ларец!Воля в нем моя сохраняется:Из цепей-крепей на свободушкуВосемь тысяч душ отпускается!»    Аммирал-вдовец на столе лежит…Дальний родственник хоронить катит…    Схоронил, забыл! Кличет старостуИ заводит с ним речь окольную;Всё повыведал, насулил емуГоры золота, выдал вольную..    Глеб — он жаден был — соблазняется:Завещание сожигается!    На десятки лет, до недавних днейВосемь тысяч душ закрепил злодей,С родом, с племенем; что народу-то!Что народу-то! с камнем в воду-то!Всё прощает бог, а Иудин грех    Не прощается.Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех,И за то тебе вечно маяться!

Суровый и рассерженный.Громовым, грозным голосомИгнатий кончил речь.Толпа вскочила на ноги,Пронесся вздох, послышалось:«Так вот он, грех крестьянина!И впрямь страшенный грех!»— И впрямь: нам вечно маяться,Ох-ох!.. — сказал сам староста,Опять убитый, в лучшееНе верующий Влас.И скоро поддававшийсяКак горю, так и радости,«Великий грех! великий грех! —Тоскливо вторил Клим.    Площадка перед Волгою.Луною освещенная,Переменилась вдруг.Пропали люди гордые,С уверенной походкою,Остались вахлаки,Досыта не едавшие,Несолоно хлебавшие,Которых вместо баринаДрать будет волостной.К которым голод стукнутьсяГрозит: засуха долгая,А тут еще — жучок!Которым прасол-выжигаУрезать цену хвалитсяНа их добычу трудную.Смолу, слезу вахлацкую, —Урежет, попрекнет:«За что платить вам много-то?У вас товар некупленный,Из вас на солнце топитсяСмола, как из сосны!»    Опять упали бедныеНа дно бездонной пропасти,Притихли, приубожились,Легли на животы;Лежали, думу думалиИ вдруг запели. Медленно,Как туча надвигается,Текли слова тягучие.Так песню отчеканили,Что сразу наши странникиУпомнили ее:

ГОЛОДНАЯ

Стоит мужик —Колышется,Идет мужик —Не дышится!С коры егоРаспучило,Тоска-бедаИзмучила.Темней лицаСтеклянногоНе виданоУ пьяного.Идет — пыхтит,Идет — и спит,Прибрел туда,Где рожь шумитКак идол сталНа полосу,Стоит, поетБез голосу:«Дозрей, дозрей,

Рожь-матушка!Я пахарь твой,Панкратушка!Ковригу съемГора горой,Ватрушку съемСо стол большой!Всё съем один,Управлюсь сам.Хоть мать, хоть сынПроси — не дам!»

«Ой, батюшки, есть хочется!» —Сказал упалым голосомОдин мужик; из пещураДостал краюху — ест.«Поют они без голосу,А слушать — дрожь по волосу!» —Сказал другой мужик.И правда, что не голосом —Нутром — свою «Голодную»Пропели вахлаки.Иной во время пенияСтал на ноги, показывал,Как шел мужик расслабленный,Как сон долил голодного,Как ветер колыхал.И были строги, медленныДвиженья. Спев «Голодную».Шатаясь, как разбитые.Гуськом пошли к ведерочкуИ выпили певцы.«Дерзай!» — за ними слышитсяДьячково слово; сын егоГригорий, крестник старосты,Подходит к землякам.«Хошь водки?» — Пил достаточно.Что тут у вас случилося?Как в воду вы опущены?.. —— «Мы?.. что ты?..» Насторожились,Влас положил на крестникаШирокую ладонь.— Неволя к вам вернулася?Погонят вас на барщину?Луга у вас отобраны? —— «Луга-то?.. Шутишь, брат!»— Так что ж переменилося?..Закаркали «Голодную»,Накликать голод хочется? —— «Никак и впрямь ништо!» —Клим как из пушки выпалил;У многих зачесалисяЗатылки, шепот слышится:«Никак и впрямь ништо!»«Пей, вахлачки, погуливай!Все ладно, все по-нашему,Как было ждано-гадано.Не вешай головы!»— По-нашему ли Климушка?А Глеб-то?.. —                        ПотолкованоНемало: в рот положено.Что не они ответчикиЗа Глеба окаянного,Всему виною: крепь!— Змея родит змеенышей.А крепь — грехи помещика,Грех Якова несчастного,Грех Глеба родила!Нет крепи — нет помещика,До петли доводящегоУсердного раба,Нет крепи — нет дворового,Самоубийством мстящегоЗлодею своему,Нет крепи — Глеба новогоНе будет на Руси! —Всех пристальней, всех радостнейПрослушал Гришу Пров:Осклабился, товарищамСказал победным голосом:«Мотайте-ка на ус!»Пошло, толпой подхвачено,О крепи слово верноеТрепаться: «Нет змеи —Не будет и змеенышей!»Клим Яковлев ИгнатияОпять ругнул: «Дурак же ты!»Чуть-чуть не подрались!Дьячок рыдал над Гришею:«Создаст же бог головушку!Недаром порываетсяВ Москву, в новорситет!»А Влас его поглаживал:«Дай бог тебе и серебра,И золотца, дай умную,Здоровую жену!»— Не надо мне ни серебра,Ни золота, а дай господь,Чтоб землякам моимИ каждому крестьянинуЖилось вольготно-веселоНа всей святой Руси! —Зардевшись, словно девушка,Сказал из сердца самогоГригорий — и ушел.

Светает. СнаряжаютсяПодводчики. «Эй, Влас Ильич!Иди сюда, гляди, кто здесь!» —Сказал Игнатий Прохоров,Взяв к бревнам приваленнуюДугу. Подходит Влас,За ним бегом Клим Яковлев,За Климом — наши странники(Им дело до всего):За бревнами, где нищиеВповалку спали с вечера,Лежал какой-то смученный,Избитый человек;На нем одежа новая,Да только вся изорвана.На шее красный шелковыйПлаток, рубаха красная,Жилетка и часы.Нагнулся Лавин к спящему,Взглянул и с криком: «Бей его!»Пнул в зубы каблуком.Вскочил детина, мутныеПротер глаза, а Влас егоТем временем в скулу.Как крыса прищемленная,Детина пискнул жалобно —И к лесу! Ноги длинные,Бежит — земля дрожит!Четыре парня бросилисьВ погоню за детиною,Народ кричал им: «Бей его!»,Пока в лесу не скрылисяИ парни, и беглец.«Что за мужчина? — старостуДопытывали странники. —За что его тузят?»— Не знаем, так наказаноНам из села из Тискова,Что буде где покажетсяЕгорка Шутов — бить его!И бьем. Подъедут тисковцы.Расскажут. Удоволили? —Спросил старик вернувшихсяС погони молодцов.«Догнали, удоводили!Побег к Кузьмо-Демьянскому,Там, видно, переправитьсяЗа Волгу норовит».«Чудной народ! бьют сонного.За что про что не знаючи…»— Коли всем миром ведено:«Бей!» — стало, есть за что! —Прикрикнул Влас на странников. —Не ветрогоны тисковцы,Давно ли там десятогоПороли?.. Не до шуток им.Гнусь-человек! — Не бить его,Так уж кого и бить?Не нам одним наказано:От Тискова по Волге-тоТут деревень четырнадцать, —Чай, через все четырнадцатьПрогнали, как сквозь строй! —Притихли наши странники.Узнать-то им желательно,В чем штука? да прогневалсяИ так уж дядя Влас.

Совсем светло. ПозавтракатьМужьям хозяйки вынесли:Ватрушки с творогом.Гусятина (прогнали тутГусей; три затомилися,Мужик их нес под мышкою:«Продай! помрут до городу!» —Купили ни за что).Как пьет мужик, толкованоНемало, а не всякомуИзвестно, как он ест.Жаднее на говядину,Чем на вино, бросается.Был тут непьющий каменщик,Так опьянел с гусятины,Начто твое вино!Чу! слышен крик: «Кто едет-то!Кто едет-то!» НаклюнулосьЕще подспорье шумномуВеселью вахлаков.Воз с сеном приближается,Высоко на возуСидит солдат Овсяников,Верст на двадцать в окружностиЗнакомый мужикам,И рядом с ним Устиньюшка,Сироточка-племянница,Поддержка старика.Райком кормился дедушка,Москву да Кремль показывал,Вдруг инструмент испортился,А капиталу нет!Три желтенькие ложечкиКупил — так не приходятсяЗаученные натвердоПрисловья к новой музыке,Народа не смешат!Хитер солдат! по времениСлова придумал новые,И ложки в ход пошли.Обрадовались старому:«Здорово, дедко! спрыгни-ка,Да выпей с нами рюмочку,Да в ложечки ударь!»— Забраться-то забрался я,А как сойду, не ведаю:Ведет! — «Небось до городаОпять за полной пенцией?Да город-то сгорел!»— Сгорел? И поделом ему!Сгорел? Так я до Питера! —«Чай, по чугунке тронешься?»Служивый посвистал:— Недолго послужила тыНароду православному,Чугунка бусурманская!Была ты нам люба.Как от Москвы до ПитераВозила за три рублика,А коли семь-то рубликовПлатить, так черт с тобой! —«А ты ударь-ка в ложечки, —Сказал солдату староста, —Народу подгулявшегоПокуда тут достаточно.Авось дела поправятся.Орудуй живо, Клим!»(Влас Клима недолюбливал,А чуть делишко трудное,Тотчас к нему: «Орудуй, Клим!»,А Клим тому и рад.)Спустили с возу дедушку,Солдат был хрупок на ноги,Высок и тощ до крайности;На нем сюртук с медалямиВисел, как на шесте.Нельзя сказать, чтоб доброеЛицо имел, особенноКогда сводило старого —Черт чертом! Рот ощерится.Глаза — что угольки!Солдат ударил в ложечки,Что было вплоть до берегуНароду — всё сбегается.Ударил — и запел:

                     Тошен свет,                     Правды нет,                     Жизнь тошна,                     Боль сильна.                Пули немецкие,                Пули турецкие,                Пули французские,                Палочки русские!                     Тошен свет,                     Хлеба нет,                     Крова нет.                     Смерти нет.Ну-тка, с редута-то с первого номеру,Ну-тка, с Георгием — по миру, по миру!                У богатого,                У богатины,                Чуть не подняли                На рогатину.                Весь в гвоздях забор                Ощетинился,                А хозяин, вор,                Оскотинился.                Нет у бедного                Гроша медного:                Не взыщи, солдат!»                — «И не надо, брат!»                     Тошен свет,                     Хлеба нет,                     Крова нет,                     Смерти нет.                Только трех Матрен                Да Луку с Петром                Помяну добром.                У Луки с Петром                Табачку нюхнем,                А у трех Матрен                Провиант найдем.                У первой Матрены                Груздочки ядрены.                Матрена вторая                Несет каравая,У третьей водицы попью из ковша:Вода ключевая, а мера — душа!                     Тошен свет,                     Правды нет,                     Жизнь тошна,                     Боль сильна.

Служивого задергало.Опершись на Устиньюшку,Он поднял ногу левуюИ стал ее раскачивать,Как гирю на весу;Проделал то же с правою,Ругнулся: «Жизнь проклятая!» —И вдруг на обе стал.«Орудуй. Клим!» По-питерскиКлим дело оборудовал:По блюдцу деревянномуДал дяде и племяннице.

Поставил их рядком,А сам вскочил на бревнышкоИ громко крикнул: «Слушайте!»(Служивый не выдерживалИ часто в речь крестьянинаВставлял словечко меткоеИ в ложечки стучал.)

Клим

Колода есть дубоваяУ моего двора,Лежит давно: измладостиКолю на ней дрова,Так та не столь изранена,Как господин служивенький.Взгляните: в чем душа!

Солдат

Пули немецкие,Пули турецкие.Пули французские,Палочки русские.

Клим

А пенциону полногоНе вышло, забракованыВсе раны старика;Взглянул помощник лекаря,Сказал: «Второразрядные!По ним и пенцион».

Солдат

Полного выдать не велено:Сердце насквозь не прострелено!(Служивый всхлипнул; в ложечкиХотел ударить, — скорчило!Не будь при нем Устиньюшки,Упал бы старина.)

Клим

Солдат опять с прошением.Вершками раны смерилиИ оценили каждуюЧуть-чуть не в медный грош.Так мерил пристав следственныйПобои на подравшихсяНа рынке мужиках:«Под правым глазом ссадинаВеличиной с двугривенный,В средине лба пробоинаВ целковый. Итого:На рубль пятнадцать с деньгоюПобоев…» Приравняем лиК побоищу базарномуВойну под Севастополем,Где лил солдатик кровь?

Солдат

Только горами не двигали,А на редуты как прыгали!Зайцами, белками, дикими кошками.Там и простился я с ножками,С адского грохоту, свисту оглох,С русского голоду чуть не подох!

Клим

Ему бы в Питер надобноДо комитета раненых, —Пеш до Москвы дотянется,А дальше как? Чугунка-тоКусаться начала!

Солдат

Важная барыня! гордая барыня!Ходит, змеею шипит:«Пусто вам! пусто вам! пусто вам!» —Русской деревне кричит;В рожу крестьянину фыркает,Давит, увечит, кувыркает,Скоро весь русский народЧище метлы подметет.

Солдат слегка притопывал.И слышалось, как стукаласьСухая кость о кость,А Клим молчал: уж двинулсяК служивому народ.Все дали: по копеечке,По грошу, на тарелочкахРублишко набрался…

Пир кончился, расходитсяНарод. Уснув, осталисяПод ивой наши странники,И тут же спал Ионушка,Да несколько упившихсяНе в меру мужиков.Качаясь, Савва с ГришеюВели домой родителяИ пели; в чистом воздухеНад Волгой, как набатные,Согласные и сильныеГремели голоса:Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего!Мы же немногоПросим у бога:Честное делоДелать умелоСилы нам дай!Жизнь трудовая —Другу прямаяК сердцу дорога,Прочь от порога,Трус и лентяй!То ли не рай?Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего!

к оглавлению ↑

Крестьянка

(Из третьей части «Кому на Руси жить хорошо»)

Пролог

«Не всё между мужчинамиОтыскивать счастливого,Пощупаем-ка баб!» —Решили наши странникиИ стали баб опрашивать.В селе НаготинеСказали, как отрезали:«У нас такой не водится,А есть в селе Клину:Корова холмогорская,Не баба! доброумнееИ глаже — бабы нет.Спросите вы КорчагинуМатрену Тимофеевну,Она же: губернаторша…»    Подумали — пошли.Уж налились колосики.Стоят столбы точеные,Головки золоченые,Задумчиво и ласковоШумят. Пора чудесная!Нет веселей, наряднее,Богаче нет поры!«Ой, поле многохлебное!Теперь и не подумаешь,Как много люди божииПобились над тобой,Покамест ты оделосяТяжелым, ровным колосомИ стало перед пахарем,Как войско пред царем!Не столько росы теплые,Как пот с лица крестьянскогоУвлажили тебя!..»Довольны наши странники,То рожью, то пшеницею,То ячменем идут.Пшеница их не радует:Ты тем перед крестьянином,Пшеница, провинилася,Что кормишь ты по выбору,Зато не налюбуютсяНа рожь, что кормит всех.«Льны тоже нонче знатные…Ай! бедненький! застрял!»Тут жаворонка малого,Застрявшего во льну,Роман распутал бережно.Поцаловал: «Лети!»И птичка ввысь помчалася,За нею умиленныеСледили мужики…Поспел горох! Накинулись,Как саранча на полосу:Горох, что девку красную,Кто ни пройдет — щипнет!Теперь горох у всякого —У старого, у малого,Рассыпался горохНа семьдесят дорог!    Вся овощь огороднаяПоспела; дети носятсяКто с репой, кто с морковкою,Подсолнечник лущат,А бабы свеклу дергают,Такая свекла добрая!Точь-в-точь сапожки красные,Лежит на полосе.    Шли долго ли, коротко ли.Шли близко ли, далеко ли,Вот наконец и Клин.Селенье незавидное:Что ни изба — с подпоркою,Как нищий с костылем;А с крыш солома скормленаСкоту. Стоят, как остовы,Убогие дома.Ненастной, поздней осеньюТак смотрят гнезда галочьи,Когда галчата вылетятИ ветер придорожныеБерезы обнажит…Народ в полях — работает.Заметив за селениемУсадьбу на пригорочке,Пошли пока — глядеть.    Огромный дом, широкий двор,Пруд, ивами обсаженный,Посереди двора.Над домом башня высится,Балконом окруженная,Над башней шпиль торчит.В воротах с ними встретилсяЛакей, какой-то буркоюПрикрытый: «Вам кого?Помещик за границею,А управитель при смерти!..»И спину показал.Крестьяне наши прыснули:По всей спине дворовогоБыл нарисован лев.«Ну, штука!» Долго спорили,Что за наряд диковинный,Пока Пахом догадливыйЗагадки не решил:«Холуй хитер: стащит ковер,В ковре дыру проделает,В дыру просунет головуДа и гуляет так!..»    Как прусаки слоняютсяПо нетопленой горнице,Когда их вымораживатьНадумает мужик.В усадьбе той слонялисяГолодные дворовые,Покинутые бариномНа произвол судьбы.Все старые, все хворыеИ как в цыганском табореОдеты. По прудуТащили бредень пятеро.«Бог на́ помочь! Как ловится?..»— Всего один карась!А было их до пропасти,Да крепко навалились мы,Теперь — свищи в кулак! —— Хоть бы пяточек вынули! —Проговорила бледнаяБеременная женщина,Усердно раздувавшаяКостер на берегу.«Точеные-то столбикиС балкону, что ли, умница?» —Спросила мужики.— С балкону! —                         «То-то высохли!А ты не дуй! Сгорят ониСкорее, чем карасиковИзловят на уху!»

— Жду — не дождусь. ИзмаялсяНа черством хлебе Митенька,Эх, горе — не житье! —И тут она погладилаПолунагого мальчика(Сидел в тазу заржавленномКурносый мальчуган).«А что? ему, чай холодно, —Сказал сурово Провушка, —В железном-то тазу?»И в руки взять ребеночкаХотел. Дитя заплакало.А мать кричит: — Не тронь его!Не видишь? Он катается!Ну, ну! пошел! КолясочкаВедь это у него!.. —Что шаг, то натыкалисяКрестьяне на диковину:Особая и страннаяРабота всюду шла.Один дворовый мучилсяУ двери: ручки медныеОтвинчивал; другойНес изразцы какие-то.«Наковырял, Егорушка?» —Окликнули с пруда.В саду ребята яблонюКачали. — Мало, дяденька!Теперь они осталисяУж только наверху,А было их до пропасти! —«Да что в них проку? зелены!»— Мы рады и таким! —Бродили долго по́ саду:«Затей-то! горы, пропасти!И пруд опять… Чай, лебедиГуляли по пруду?..Беседка… стойте! с надписью!..»Демьян, крестьянин грамотный,Читает по складам.«Эй, врешь!» Хохочут странники…Опять — и то же самоеЧитает им Демьян.(Насилу догадалися,Что надпись переправлена:Затерты две-три литеры.Из слова благородногоТакая вышла дрянь!)Заметив любознательностьКрестьян, дворовый седенькийК ним с книгой подошел:— Купите! — Как ни тужился,Мудреного заглавияНе одолел Демьян:«Садись-ка ты помещикомПод липой на скамеечкуДа сам ее читай!»— А тоже грамотеямиСчитаетесь!.. — с досадоюДворовый прошипел. —На что вам книги умные?Вам вывески питейныеДа слово «воспрещается»,Что на столбах встречается,Достаточно читать! —«Дорожки так загажены,Что срам! У девок каменныхОтшибены носы!Пропали фрукты-ягоды,Пропали гуси-лебедиУ холуя в зобу!Что церкви без священника,Угодам без крестьянина,То саду без помещика! —Решили мужики. —Помещик прочно строился,Такую даль загадывал,А вот…» (Смеются шестеро,Седьмой повесил нос.)Вдруг с вышины откуда-тоКак грянет песня! ГоловыЗадрали мужики:Вкруг башни по балкончикуПохаживал в подрясникеКакой-то человекИ пел… В вечернем воздухе.Как колокол серебряный,Гудел громовый бас…Гудел — и прямо за сердцеХватал он наших странников:Не русские слова,А горе в них такое же,Как в русской песне, слышалось,Без берегу, без дна.Такие звуки плавные.Рыдающие… «Умница,Какой мужчина там?» —Спросил Роман у женщины,Уже кормившей МитенькуГоряченькой ухой.— Певец Ново-Архангельский,Его из МалороссииСманили господа.Свезти его в ИталиюСулились, да уехали…А он бы рад-радехонек —Какая уж Италия? —Обратно в Конотоп.Ему здесь делать нечего…Собаки дом покинули(Озлилась круто женщина),Кому здесь дело есть?Да у него ни спереди,Ни сзади… кроме голосу… —«Зато уж голосок!»— Не то еще услышите,Как до утра пробудете:Отсюда версты триЕсть дьякон… тоже с голосом…Так вот они затеялиПо-своему здороватьсяНа утренней заре.На башню как подыметсяДа рявкнет наш: «Здо-ро-во лиЖи-вешь, о-тец И-пат?»Так стекла затрещат!А тот ему, оттуда-то:— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»«Иду»-то это в воздухеЧас целый откликается…Такие жеребцы!.. —    Домой скотина гонится,Дорога запылилася,Запахло молоком.Вздохнула мать Митюхина:— Хоть бы одна коровушкаНа барский двор вошла! —«Чу! песня за деревнею,Прощай, горю́шка бедная!Идем встречать народ».    Легко вздохнули странники:Им после дворни ноющейКрасива показаласяЗдоровая, поющаяТолпа жнецов и жниц, —Всё дело девки красили(Толпа без красных девушекЧто рожь без васильков).«Путь добрый! А котораяМатрена Тимофеевна?»— Что нужно, молодцы? —Матрена ТимофеевнаОсанистая женщина,Широкая и плотная,Лет тридцати осьми.Красива; волос с проседью,Глаза большие, строгие,Ресницы богатейшие,Сурова и смугла.На ней рубаха белая,Да сарафан коротенький.Да серп через плечо.— Что нужно вам, молодчики? —    Помалчивали странники,Покамест бабы прочиеНе поушли вперед,Потом поклон отвесили:«Мы люди чужестранные,У нас забота есть,Такая ли заботушка,Что из домов повыжила,С работой раздружила нас,Отбила от еды.Мы мужики степенные,Из временнообязанных,Подтянутой губернии,Уезда Терпигорева,Пустопорожней волости,Из смежных деревень:Несытова, Неелова,Заплатова, Дырявина,Горелок, Голодухина —Неурожайка тож.Идя путем-дорогою,Сошлись мы невзначай,Сошлись мы — и заспорили:Кому живется счастливо,Вольготно на Руси?Роман сказал: помещику,Демьян сказал: чиновнику,Лука сказал: попу,Купчине толстопузому, —Сказали братья Губины,Иван и Митродор.Пахом сказал: светлейшему,Вельможному боярину,Министру государеву,А Пров сказал: царю…Мужик что бык: втемяшитсяВ башку какая блажь —Колом ее оттудоваНе выбьешь! Как ни спорили,Не согласились мы!Поспоривши, повздорили,Повздоривши, подралися.Подравшися, удумалиНе расходиться врозь,В домишки не ворочаться,Не видеться ни с женами,Ни с малыми ребятами,Ни с стариками старыми,Покуда спору нашемуРешенья не найдем,Покуда не доведаемКак ни на есть доподлинно:Кому жить любо — весело,Вольготно на Руси?..    Попа уж мы доведали,Доведали помещика,Да прямо мы к тебе!Чем нам искать чиновника,Купца, министра царского,Царя (еще допустит лиНас, мужичонков, царь?) —Освободи нас, выручи!Молва идет всесветная,Что ты вольготно, счастливоЖивешь… Скажи по-божескиВ чем счастие твое?»Не то чтоб удивиласяМатрена Тимофеевна,А как-то закручинилась,Задумалась она…— Не дело вы затеяли!Теперь пора рабочая,Досуг ли толковать?.. —«Полцарства мы промеряли,Никто нам не отказывал!» —Просили мужики.— У нас уж колос сыпется,Рук не хватает, милые… —«А мы на что, кума?Давай серпы! Все семероКак станем завтра — к вечеруВсю рожь твою сожнем!»    Смекнула Тимофеевна,Что дело подходящее.— Согласна, — говорит, —Такие-то вы бравые,Нажнете, не заметите,Снопов по десяти. —«А ты нам душу выложи!»— Не скрою ничего! —    Покуда ТимофеевнаС хозяйством управлялася,Крестьяне место знатноеИзбрали за избой:Тут рига, конопляники,Два стога здоровенные»Богатый огород.И дуб тут рос — дубов красаПод ним присели странники:«Эц, скатерть самобранная,Попотчуй мужиков».    И скатерть развернулася.Откудова ни взялисяДве дюжие руки,Ведро вина поставили,Горой наклали хлебушкаИ спрятались опять…Гогочут братья Губины:Такую редьку схапалиНа огороде — страсть!Уж звезды рассажалисяПо небу темно-синему,Высоко месяц стал.Когда пришла хозяюшкаИ стала нашим странникам«Всю душу открывать…»

к оглавлению ↑

Глава IДо замужества

— Мне счастье в девках выпало:У нас была хорошая,Непьющая семья.За батюшкой, за матушкой,Как у Христа за пазухой,Жила я, молодцы.Отец, поднявшись до́ свету,Будил дочурку ласкою,А брат веселой песенкой;Покамест одевается,Поет: «Вставай, сестра!По избам обряжаются.В часовенках спасаются —Пора вставать, пора!Пастух уж со скотиноюУгнался; за малиноюУшли подружки в бор,В полях трудятся пахари,В лесу стучит топор!»Управится с горшечками,Все вымоет, все выскребет,Посадит хлебы в печь —Идет родная матушка,Не будит — пуще кутает:«Спи, милая, касатушка,Спи, силу запасай!В чужой семье — недолог сон!Уложат спать позднехонько!Придут будить до солнышка,Лукошко припасут,На донце бросят корочку:Сгложи ее — да полноеЛукошко набери!..»    Да не в лесу родилася,Не пеньям я молилася,Не много я спала.В день Симеона батюшкаСажал меня на бурушкуИ вывел из младенчества 1По пятому годку,А на седьмом за бурушкойСама я в стадо бегала,Отцу носила завтракать,Утяточек пасла.Потом грибы да ягоды,Потом: «Бери-ка грабелькиДа сено вороши!»Так к делу приобыкла я…И добрая работница,И петь-плясать охотницаЯ смолоду была.День в поле проработаешь,Грязна домой воротишься,А банька-то на что?    Спасибо жаркой баенке,Березовому веничку,Студеному ключу, —Опять бела, свежехонька.За прялицей с подружкамиДо полночи поешь!    На парней я не вешалась,Наянов обрывала я,А тихому шепну;«Я личиком разгарчива,А матушка догадлива,Не тронь! уйди!..» — уйдет…    Да как я их ни бегала,А выискался суженый,На горе — чужанин!Филипп Корчагин — питерщик,По мастерству печник.Родительница плакала:«Как рыбка в море синееЮркнешь ты! как соловушкоИз гнездышка порхнешь!Чужая-то сторонушкаНе сахаром посыпана,Не медом полита!Там холодно, там голодно.Там холеную доченькуОбвеют ветры буйные,Обграют черны вороны,Облают псы косматыеИ люди засмеют!..»А батюшка со сватамиПодвыпил. Закручинилась,Всю ночь я не спала…Ах! что ты, парень, в девицеНашел во мне хорошего?Где высмотрел меня?О святках ли, как с горок яС ребятами, с подругамиКаталась, смеючись?Ошибся ты, отецкий сын!С игры, с катанья, с беганья,С морозу разгорелосяУ девушки лицо!На тихой ли беседушке?Я там была нарядная,Дородства и пригожестваПонакопила за зиму,Цвела, как маков цвет!А ты бы поглядел меня,Как лен треплю, как снопикиНа риге молочу…В дому ли во родительском?..Ах! кабы знать! Послала быЯ в город братца-сокола:«Мил братец! шелку, гарусуКупи — семи цветов,Да гарнитуру синего!»Я по углам бы вышилаМоскву, царя с царицею,Да Киев, да Царьград,А посередке — солнышко,И эту занавесочкуВ окошке бы повесила,Авось ты загляделся бы,Меня бы промигал!..    Всю ночку я продумала…«Оставь, — я парню молвила, —Я в подневолье с волюшки,Бог видит, не пойду!»    — Такую даль мы ехали!Иди! — сказал Филиппушка. —Не стану обижать! —Тужила, горько плакала,А дело девка делала:На суженого искосаПоглядывала втай.Пригож — румян, широк — могуч,Рус волосом, тих говором —Пал на́ сердце Филипп!    «Ты стань-ка, добрый молодец,Против меня прямехонько,Стань на одной доске!Гляди мне в очи ясные,Гляди в лицо румяное,Подумывай, смекай:Чтоб жить со мной — не каяться,А мне с тобой не плакаться…Я вся тут такова!»— Небось не буду каяться,Небось не будешь плакаться! —Филиппушка сказал.

    Пока мы торговалися,Филиппу я: «Уйди ты прочь!»,А он: — Иди со мной! —Известно: — Ненаглядная,Хорошая… пригожая… —«Ай!..» — вдруг рванулась я…— Чего ты? Эка силища! —Не удержи — не видеть быВовек ему Матренушки,Да удержал Филипп!Пока мы торговалися,Должно быть, так я думаю,Тогда и было счастьице…А больше вряд когда!    Я помню, ночка звездная,Такая же хорошая,Как и теперь, была…    Вздохнула Тимофеевна,Ко стогу приклонилася,Унывным, тихим голосомПропела про себя:

— «Ты скажи, за что,Молодой купец,Полюбил меня,Дочь крестьянскую?Я не в серебре,Я не в золоте,Жемчугами яНе увешана!»— Чисто серебро —Чистота твоя,Красно золото —Красота твоя,Бел-крупен жемчуг —Из очей твоихСлезы катятся… —

Велел родимый батюшка,Благословила матушка,Поставили родителиК дубовому столу,С краями чары налили:«Бери поднос, гостей-чужанС поклоном обноси!»Впервой я поклонилася —Вздрогнули ноги резвые;Второй я поклонилася —Поблекло бело личико;Я в третий поклонилася,И волюшка 2 скатиласяС девичьей головы…»

«Так значит: свадьба? Следует, —Сказал один из Губиных, —Проздравить молодых».«Давай! Начин с хозяюшки».«Пьешь водку, Тимофеевна?»— Старухе — да не пить?..

1 Обычай.

2  Во время последней вечеринки, или поручения, с невесты снимают волю, то есть ленту, которую носят девицы до замужества.

к оглавлению ↑

Глава IIПесни

У суда стоять —Ломит ноженьки,Под венцом стоять —Голова болит,Голова болит,ВспоминаетсяПесня старая,Песня грозная.На широкий дворГости въехали,Молоду женуМуж домой привез,А роденька-тоКак набросится!Деверек ее —Расточихою,А золовушка —Щеголихою,Свекор-батюшка —Тот медведицей,А свекровушка —Людоедицей,Кто неряхою,Кто непряхою…Всё, что в песенкеТой певалося,Всё со мной теперьТо и сталося!Чай, певали вы?Чай, вы знаете?..«Начинай, кума!Нам подхватывать…»

Матрена

Спится мне, младенькой, дремлется,Клонит голову на подушечку,Свекор-батюшка по сеничкам похаживает,Сердитый по новым погуливает.

Странники

(хором)

Стучит, гремит, стучит, гремит,Снохе спать не дает:Встань, встань, встань, ты — сонливая!Встань, встань, встань, ты — дремливая!Сонливая, дремливая, неурядливая!

Матрена

Спится мне, младенькой, дремлется,Клонит голову на подушечку.Свекровь-матушка по сеничкам похаживает.Сердитая по новым погуливает.

Странники

(хором)

Стучит, гремит, стучит, гремит,Снохе спать не дает:Встань, встань, встань, ты — сонливая!Встань, встань, встань, ты — дремливая!Сонливая, дремливая, неурядливая!

— Семья была большущая,Сварливая… попала яС девичьей холи в ад!В работу муж отправился,Молчать, терпеть советовал:Не плюй на раскаленноеЖелезо — зашипит!Осталась я с золовками,Со свекром, со свекровушкой,Любить — голубить некому,А есть кому журить!На старшую золовушку,На Марфу богомольную,Работай, как раба;За свекором приглядывай,Сплошаешь — у кабатчикаПропажу выкупай.И встань и сядь с приметою,Не то свекровь обидится;А где их все-то знать?Приметы есть хорошие,А есть и бедокурные.Случилось так: свекровьНадула в уши свекору,Что рожь добрее родитсяИз краденых семян.Поехал ночью Тихоныч,Поймали, — полумертвогоПодкинули в сарай…    Как велено, так сделано:Ходила с гневом на сердце,А лишнего не молвилаСловечка никому,Зимой пришел Филиппушка,Привез платочек шелковыйДа прокатил на саночкахВ Екатеринин день,  1И горя словно не было!Запела, как певала яВ родительском дому.Мы были однолеточки,Не трогай нас — нам весело,Всегда у нас лады.То правда, что и мужа-тоТакого, как Филиппушка,Со свечкой поискать…»«Уж будто не колачивал?»    Замялась Тимофеевна:— Раз только, — тихим голосомПромолвила она.«За что?» — спросили странники.— Уж будто вы не знаете,Как ссоры деревенскиеВыходят? К муженькуСестра гостить приехала,У ней коты разбилися.«Дай башмаки Оленушке,Жена!» — сказал Филипп.А я не вдруг ответила.Корчагу подымала я,Такая тяга: вымолвитьЯ слова не могла.Филипп Ильич прогневался,Пождал, пока поставилаКорчагу на шесток,Да хлоп меня в висок!«Ну, благо ты приехала,И так походишь!» — молвилаДругая, незамужняяФилиппова сестра.Филипп подбавил женушке.«Давненько не видались мы,А знать бы — так не ехать бы!» —Сказала тут свекровь.Еще подбавил Филюшка…И все тут! Не годилось быЖене побои мужниныСчитать; да уж сказала я:Не скрою ничего! —«Ну, женщины! с такими-тоЗмеями подколоднымиИ мертвый плеть возьмет!»    Хозяйка не ответила.Крестьяне, ради случаю,По новой чарке выпилиИ хором песню грянулиПро шелковую плеточку.Про мужнину родню.

Мой постылый мужПодымается:За шелкову плетьПринимается.

Хор

Плетка свистнула,Кровь пробрызнула…Ах! лели! лели!Кровь пробрызнула…Свекру-батюшкеПоклонилася:Свекор-батюшка,Отними меняОт лиха мужа,Змея лютого!Свекор-батюшкаВелит больше бить,Велит кровь пролить…

Хор

Плетка свистнула,Кровь пробрызнула…Ах! лели! лели!Кровь пробрызнула…Свекровь-матушкеПоклонилася:Свекровь-матушка.Отними меняОт лиха мужа,Змея лютого!Свекровь-матушкаВелит больше бить,Велит кровь пролить…

Хор

Плетка свистнула,Кровь пробрызнула…Ах! лели! лели!Кровь пробрызнула.

— Филипп на БлаговещеньеУшел, а на КазанскуюЯ сына родила.Как писаный был Демушка!Краса взята у солнышка,У снегу белизна,У маку губы алые,Бровь черная у соболя,У соболя сибирского,У сокола глаза!Весь гнев с души красавец мойСогнал улыбкой ангельской,Как солнышко весеннееСгоняет снег с полей…Не стала я тревожиться,Что ни велят — работаю,Как ни бранят — молчу.    Да тут беда подсунулась:Абрам Гордеич Ситников,Господский управляющий,Стал крепко докучать:    «Ты писаная кралечка,Ты наливная ягодка…»— Отстань, бесстыдник! ягодка,Да бору не того! —Укланяла золовушку,Сама нейду на барщину,Так в избу прикатит!В сарае, в риге спрячуся —Свекровь оттуда вытащит:«Эй, не шути с огнем!— Гони его, родимая,По шее! — «А не хочешь тыСолдаткой быть?» Я к дедушке:    «Что делать? Научи!»Из всей семейки мужнинойОдин Савелий, дедушка,Родитель свекра-батюшки,Жалел меня… РассказыватьПро деда, молодцы? —«Вали всю подноготную!Накинем по два снопика», —Сказали мужики.— Ну то-то! речь особая.Грех промолчать про дедушку.Счастливец тоже был…

1 Первое катание на санях.

к оглавлению ↑

Глава IIIСавелий, богатырь святорусский

С большущей сивой гривою,Чай, двадцать лет не стриженной,С большущей бородой,Дед на медведя смахивал,Особенно как из лесу,Согнувшись, выходил.Дугой спина у дедушки.Сначала все боялась я,Как в низенькую горенкуВходил он: ну распрямится?Пробьет дыру медведицеВ светелке головой!Да распрямиться дедушкаНе мог: ему уж стукнуло.По сказкам, сто годов.Дед жил в особой горнице,Семейки недолюбливал,В свой угол не пускал;А та сердилась, лаялась,Его «клейменым, каторжным»Честил родной сынок.Савелий не рассердится.Уйдет в свою светелочку,Читает святцы, крестится,Да вдруг и скажет весело:«Клейменый, да не раб!»…А крепко досадят ему —Подшутит: «Поглядите-тко,К нам сваты!» НезамужняяЗоловушка — к окну:Ан вместо сватов — нищие!Из оловянной пуговкиДед вылепил двугривенный,Подбросил на полу —Попался свекор-батюшка!Не пьяный из питейного —Побитый приплелся!Сидят, молчат за ужином:У свекра бровь рассечена,У деда, словно радуга.Усмешка на лице.    С весны до поздней осениДед брал грибы да ягоды,Силочки становилНа глухарей, на рябчиков.А зиму разговаривалНа печке сам с собой.Имел слова любимые,И выпускал их дедушкаПо слову через час.«Погибшие… пропащие…»«Эх вы, Аники-воины!Со стариками, с бабамиВам только воевать!»«Недотерпеть — пропасть!Перетерпеть — пропасть!..»«Эх, доля святорусскогоБогатыря сермяжного!Всю жизнь его дерут.Раздумается временемО смерти — муки адскиеВ ту-светной жизни ждут».«Надумалась Корёжина,Наддай! наддай! наддай!..»И много! да забыла я…Как свекор развоюется,Бежала я к нему.Запремся. Я работаю,А Дема, словно яблочкоВ вершине старой яблони,У деда на плечеСидит румяный, свеженький…Вот раз и говорю:«За что тебя, Савельюшка,Зовут клейменым, каторжным?»

— Я каторжником был. —    «Ты, дедушка?»                        — «Я, внученька!Я в землю немца ФогеляХристьяна ХристианычаЖивого закопал… —«И полно! шутишь, дедушка!»— Нет, не шучу. Послушай-ка! —И всё мне рассказал.— Во времена досюльныеМы были тоже барские,Да только ни помещиков,Ни немцев-управителейНе знали мы тогда.Не правили мы барщины,Оброков не платили мы,А так, когда рассудится,В три года раз пошлем. —«Да как же так, Савельюшка?»— А были благодатныеТакие времена.Недаром есть пословица,Что нашей-то сторонушкиТри года черт искал.Кругом леса дремучие,Кругом болота топкие.Ни конному проехать к нам,Ни пешему пройти!Помещик наш ШалашниковЧерез тропы звериныеС полком своим — военный был —К нам доступиться пробовал,Да лыжи повернул!К нам земская полицияНе попадала по́ году, —Вот были времена!А ныне — барин под боком,Дорога скатерть-скатертью…Тьфу! прах ее возьми!..Нас только и тревожилиМедведи… да с медведямиСправлялись мы легко.С ножищем да с рогатинойЯ сам страшней сохатого,По заповедным тропочкамИду: «Мой лес!» — кричу.Раз только испугался я.Как наступил на соннуюМедведицу в лесу.И то бежать не бросился,А так всадил рогатину,Что словно как на вертелеЦыпленок — завертеласяИ часу не жила!Спина в то время хрустнула,Побаливала изредка,Покуда молод был,А к старости согнулася.Не правда ли, Матренушка,На очеп  1 я похож? —    «Ты начал, так досказывай!Ну, жили — не тужили вы,Что ж дальше, голова?»— По времени ШалашниковУдумал штуку новую,Приходит к нам приказ:«Явиться!» Не явились мы,Притихли, не шелохнемсяВ болотине своей.Была засуха сильная,Наехала полиция,Мы дань ей — медом, рыбою!Наехала опять,Грозит с конвоем выправить,Мы — шкурами звериными!А в третий — мы ничем!Обули лапти старые,Надели шапки рваные,Худые армяки —И тронулась Корёжина!..Пришли… (В губернском городеСтоял с полком Шалашников.)«Оброк!» — Оброку нет!Хлеба не уродилися,Снеточки не ловилися… —«Оброк!» — Оброку нет! —Не стал и разговаривать:«Эй, перемена первая!» —И начал нас пороть.Туга мошна корёжская!Да стоек и Шалашников:Уж языки мешалися,Мозги уж потрясалисяВ головушках — дерет!Укрепа богатырская,Не розги!.. Делать нечего!Кричим: постой, дай срок!Онучи распороли мыИ барину «лобанчиков» 2Полшапки поднесли.Утих боец Шалашников!Такого-то горчайшегоПоднес нам травнику,Сам выпил с нами, чокнулсяС Корёгой покоренною:«Ну, благо вы сдались!А то — вот бог! — решился яСодрать с вас шкуру начисто…На барабан напялил быИ подарил полку!Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!(Хохочет — рад придумочке):Вот был бы барабан!»Идем домой понурые…Два старика кряжистыеСмеются… Ай, кряжи!Бумажки сторублевыеДомой под подоплекоюНетронуты несут!Как уперлись мы нищие —Так тем и отбоярились!Подумал я тогда:«Ну, ладно ж! черти сивые,Вперед не доведется вамСмеяться надо мной!»И прочим стало совестно,На церковь побожилися:«Вперед не посрамимся мы,Под розгами умрем!»Понравились помещикуКорёжские лобанчики,Что год — зовет… дерет…Отменно драл Шалашников,А не ахти великиеДоходы получал:Сдавались люди слабые,А сильные за вотчинуСтояли хорошо.Я тоже перетерпливал,Помалчивал, подумывал:«Как ни дери, собачий сын,А всей души не вышибешь,Оставишь что-нибудь!Как примет дань Шалашников,Уйдем — и за заставоюПоделим барыши:«Что денег-то осталося!Дурак же ты, Шалашников!»И тешилась над бариномКорёга в свой черед!Вот были люди гордые!А нынче дай затрещину —Исправнику, помещикуТащат последний грош!    Зато купцами жили мы…    Подходит лето красное,Ждем грамоты… Пришла…А в ней уведомление,Что господин ШалашниковПод Варною убит.Жалеть не пожалели мы,А пала дума на сердце:«Приходит благоденствиюКрестьянскому конец!»И точно: небывалоеНаследник средство выдумал:К нам немца подослал.Через леса дремучие,Через болота топкиеПешком пришел, шельмец!Один как перст: фуражечкаДа тросточка, а в тросточкеДля уженья снаряд.И был сначала тихонький:«Платите сколько можете».— Не можем ничего! —«Я барина уведомлю».— Уведомь!.. — Тем и кончилось.Стал жить да поживать;Питался больше рыбою;Сидит на речке с удочкойДа сам себя то по носу,То по лбу — бац да бац!Смеялись мы: — Не любишь тыКорёжского комарика…Не любишь, немчура?.. —Катается по бережку,Гогочет диким голосом,Как в бане на полке…С ребятами, с девочкамиСдружился, бродит по лесу…Недаром он бродил!«Коли платить не можете,Работайте!» — А в чем твояРабота? — «ОкопатьКанавками желательноБолото…» Окопали мы…«Теперь рубите лес…»    — Ну, хорошо! — Рубили мы,А немчура показывал,Где надобно рубить.Глядим: выходит просека!Как просеку прочистили,К болоту поперечиныВелел по ней возить.Ну, словом: спохватились мы,Как уж дорогу сделали,Что немец нас поймал!    Поехал в город парочкой!Глядим, везет из городаКоробки, тюфяки;Откудова ни взялисяУ немца босоногогоДетишки и жена.Повел хлеб-соль с исправникомИ с прочей земской властию,Гостишек полон двор!    И тут настала каторгаКорёжскому крестьянину —До нитки разорил!А драл… как сам Шалашников!Да тот был прост; накинетсяСо всей воинской силою,Подумаешь: убьет!А деньги сунь, отвалится,Ни дать ни взять раздувшийсяВ собачьем ухе клещ.У немца — хватка мертвая:Пока не пустит по миру,Не отойдя сосет! —«Как вы терпели, дедушка?»— А потому терпели мы,Что мы — богатыри.В том богатырство русское.Ты думаешь, Матренушка,Мужик — не богатырь?И жизнь его не ратная,И смерть ему не писанаВ бою — а богатырь!    Цепями руки кручены,Железом ноги кованы,Спина… леса дремучиеПрошли по ней — сломалися.А грудь? Илья-пророкПо ней гремит — катаетсяНа колеснице огненной…Всё терпит богатырь!    И гнется, да не ломится,Не ломится, не валится…Ужли не богатырь?»    «Ты шутишь шутки, дедушка! —Сказала я. — Такого-тоБогатыря могучего,Чай, мыши заедят!»— Не знаю я, Матренушка.Покамест тягу страшнуюПоднять-то поднял он,Да в землю сам ушел по грудьС натуги! По лицу егоНе слезы — кровь течет!Не знаю, не придумаю,Что будет? Богу ведомо!А про себя скажу:Как выли вьюги зимние,Как ныли кости старые,Лежал я на печи;Полеживал, подумывал:Куда ты, сила, делася?На что ты пригодилася? —Под розгами, под палкамиПо мелочам ушла! —    «А что же немец, дедушка?»— А немец как ни властвовал.Да наши топорыЛежали — до поры!Осьмнадцать лет терпели мы.Застроил немец фабрику,Велел колодец рыть.Вдевятером копали мы,До полдня проработали,Позавтракать хотим.Приходит немец: «Только-то?..»И начал нас по-своему,Не торопясь, пилить.Стояли мы голодные,А немец нас поругивалДа в яму землю мокруюПошвыривал ногой.Была уж яма добрая…Случилось, я легонечкоТолкнул его плечом,Потом другой толкнул его,И третий… Мы посгрудились…До ямы два шага…Мы слова не промолвили,Друг другу не глядели мыВ глаза… а всей гурьбойХристьяна ХристианычаПоталкивали бережноВсё к яме… всё на край…И немец в яму бухнулся,Кричит: «Веревку! лестницу!»Мы девятью лопатамиОтветили ему.«Наддай!» — я слово выронил, —Под слово люди русскиеРаботают дружней.«Наддай! наддай!» Так наддали,Что ямы словно не было —Сровнялася с землей!Тут мы переглянулися… —

    Остановился дедушка.«Что ж дальше?»                        — Дальше: дрянь!Кабак… острог в Буй-городе.Там я учился грамоте,Пока решили нас.Решенье вышло: каторгаИ плети предварительно;Не выдрали — помазали,Плохое там дранье!Потом… бежал я с каторги…Поймали! не погладилиИ тут по голове.Заводские начальникиПо всей Сибири славятся —Собаку съели драть.Да нас дирал ШалашниковБольней — я не поморщилсяС заводского дранья.Тот мастер был — умел пороть!Он так мне шкуру выделал,Что носится сто лет.    А жизнь была нелегкая.Лет двадцать строгой каторги,Лет двадцать поселения.Я денег прикопил,По манифесту царскомуПопал опять на родину,Пристроил эту горенкуИ здесь давно живу.Покуда были денежки,Любили деда, холили,Теперь в глаза плюют!Эх, вы, Аники-воины!Со стариками, с бабамиВам только воевать… —Тут кончил речь Савельюшка… —    «Ну что ж? — сказали странники. —Досказывай, хозяюшка,Свое житье-бытье!»    — Невесело досказывать.Одной беды бог миловал:Холерой умер Ситников, —Другая подошла. —    «Наддай!» — сказали странники(Им слово полюбилося)И выпили винца…

—

1   Деревенский колодец.

2   Полуимпериалы.

к оглавлению ↑

Глава IVДемушка

— Зажгло грозою дерево,А было соловьиноеНа дереве гнездо.Горит и стонет дерево,Горят и стонут птенчики:«Ой, матушка! где ты?А ты бы нас похолила,Пока не оперились мы:Как крылья отрастим,В долины, в рощи тихиеМы сами улетим!»Дотла сгорело дерево,Дотла сгорели птенчики,Тут прилетела мать.Ни дерева.» ни гнездышка…Ни птенчиков!.. Поет-зовет…Поет, рыдает, кружится,Так быстро, быстро кружится,Что крылышки свистят!..Настала ночь, весь мир затих,Одна рыдала пташечка,Да мертвых не докликаласьДо белого утра!..    Носила я ДемидушкуПо поженкам… лелеяла…Да взъелася свекровь,Как зыкнула, как рыкнула:«Оставь его у дедушки,Не много с ним нажнешь!»Запугана, заругана,Перечить не посмела я,Оставила дитя.Такая рожь богатаяВ тот год у нас родиласяМы землю не ленясьУдобрили, ухолили, —Трудненько было пахарю,Да весело жнее!Снопами нагружала яТелегу со стропиламиИ пела, молодцы,(Телега нагружаетсяВсегда с веселой песнею,А сани с горькой думою:Телега хлеб домой везет,А сани — на базар!)Вдруг стоны я услышала:Ползком ползет Савелий-дед,Бледнешенек как смерть:«Прости, прости, Матренушка! —И повалился в ноженьки. —Мой грех — недоглядел!..»    Ой, ласточка! ой, глупая!Не вей гнезда под берегом,Под берегом крутым!Что день-то прибавляетсяВода в реке: зальет онаДетенышей твоих.Ой, бедная молодушка!Сноха в дому последняя,Последняя раба!Стерпи грозу великую,Прими побои лишние,А с глазу неразумногоМладенца не спускай!..    Заснул старик на солнышке,Скормил свиньям ДемидушкуПридурковатый дед!..Я клубышком каталася,Я червышком свивалася,Звала, будила Демушку —Да поздно было звать!..

Чу! конь стучит копытами,Чу, сбруя золоченаяЗвенит… еще беда!Ребята испугалися,По избам разбежалися,У окон заметалисяСтарухи, старики.Бежит деревней староста,Стучит в окошки палочкой.Бежит в поля, луга.Собрал народ: идут — кряхтят!Беда! Господь прогневался,Наслал гостей непрошеных,Неправедных судей!Знать, деньги издержалися,Сапожки притопталися,Знать, голод разобрал!..    Молитвы ИисусовойНе сотворив, уселисяУ земского стола,Налой и крест поставили,Привел наш поп отец Иван,К присяге понятых.    Допрашивали дедушку,Потом за мной десятникаПрислали. СтановойПо горнице похаживал,Как зверь в лесу порыкивал…«Эй! женка! состояла тыС крестьянином СавелиемВ сожительстве? Винись!»Я шепотком ответила:— Обидно, барин, шутите!Жена я мужу честная,А старику СавелиюСто лет… Чай знаешь сам? —Как в стойле конь подкованный.Затопал; о кленовый столУдарил кулаком:«Молчать! Не по согласью лиС крестьянином СавелиемУбила ты дитя?..»Владычица! что вздумали!Чуть мироеда этогоНе назвала я нехристем,Вся закипела я…Да лекаря увидела:Ножи, ланцеты, ножницыНатачивал он тут.Вздрогнула я, одумалась,— Нет, — говорю, — я ДемушкуЛюбила, берегла… —«А зельем не поила ты?А мышьяку не сыпала?»— Нет! сохрани господь!.. —И тут я покорилася,Я в ноги поклонилася:— Будь жалостлив, будь добр!Вели без поруганияЧестному погребениюРебеночка предать!Я мать ему!.. — Упросишь ли?В груди у них нет душеньки,В глазах у них нет совести.На шее — нет креста!    Из тонкой из пелечочкиПовыкатали ДемушкуИ стали тело белоеТерзать и пластовать.Тут свету я невзвидела, —Металась и кричала я:— Злодеи! палачи!..Падите мои слезонькиНе на землю, не на воду,Не на господень храм!Падите прямо на́ сердцеЗлодею моему!Ты дай же, боже господи!Чтоб тлен пришел на платьице,Безумье на головушкуЗлодея моего!Жену ему неумнуюПошли, детей-юродивых!Прими, услыши, господи,Молитвы, слезы матери,Злодея накажи!.. 1 —«Никак, она помешана? —Сказал начальник сотскому. —Что ж ты не упредил?Эй! не дури! связать велю!..»    Присела я на лавочку.Ослабла, вся дрожу.Дрожу, гляжу на лекаря:Рукавчики засучены,Грудь фартуком завешана,В одной руке — широкий нож.В другой ручник — и кровь на нем,А на носу очки!Так тихо стало в горнице…Начальничек помалчивал,Поскрипывал пером,Поп трубочкой попыхивал,Не шелохнувшись, хмурыеСтояли мужики.

— Ножом в сердцах читаете, —Сказал священник лекарю,Когда злодей у ДемушкиСердечко распластал.Тут я опять рванулася…«Ну, так и есть — помешана!Связать ее!» — десятникуНачальник закричал.Стал понятых опрашивать:«В крестьянке ТимофеевойИ прежде помешательствоВы примечали?»                                — Нет! —Спросили свекра, деверя,Свекровушку, золовушку:— Не примечали, нет! —Спросили деда старого:— Не примечал! ровна была…Одно: к начальству кликнули,Пошла… а ни целковика,Ни новины, пропащая,С собой и не взяла! —Заплакал навзрыд дедушка.Начальничек нахмурился,Ни слова не сказал.И тут я спохватилася!Прогневался бог: разумуЛишил! была готоваяВ коробке новина!Да поздно было каяться.В моих глазах по косточкамИзрезал лекарь Демушку,Цыновочкай прикрыл.Я словно деревяннаяВдруг стала: загляделась я,Как лекарь руки мыл,Как водку пил. СвященникуСказал: «Прошу покорнейше!»А поп ему: — Что просите?Без прутика, без кнутикаВсе ходим, люди грешные,На этот водопой! —    Крестьяне настоялися,Крестьяне надрожалися.(Откуда только бралисяУ коршуна налетногоКорыстные дела?)Без церкви намолилися,Без образа накланялись!Как вихорь налетал —Рвал бороды начальничек,Как лютый зверь наскакивал —Ломал перстни злаченые…Потом он кушать стал.Пил-ел, с попом беседовал.Я слышала, как шепотомПоп плакался ему:— У нас народ — всё голь да пьянь,За свадебку, за исповедьДолжают по годам.Несут гроши последниеВ кабак! А благочинномуОдни грехи тащат! —Потом я песни слышала,Всё голоса знакомые,Девичьи голоса:Наташа, Глаша. Дарьюшка…Чу! пляска! чу! гармония!..И вдруг затихло все…Заснула, видно, что ли, я?..Легко вдруг стало: чудилось,Что кто-то наклоняетсяИ шепчет надо мной:«Усни, многокручинная!Усни, многострадальная!»И крестит… С рук скатилисяВеревки… Я не помнилаПотом уж ничего…    Очнулась я. Темно кругом,Гляжу в окно — глухая ночь!Да где же я? да что со мной?Не помню, хоть убей!Я выбралась на улицу —Пуста. На небо глянула —Ни месяца, ни звезд.Сплошная туча чернаяВисела над деревнею.Темны дома крестьянские,Одна пристройка дедоваСияла, как чертог.Вошла — и всё я вспомнила:Свечами воску ярогоОбставлен, среди горенкиДубовый стол стоял,На нем гробочек крохотныйПрикрыт камчатной скатертью,Икона в головах…«Ой, плотнички-работнички!Какой вы дом построилиСыночку моему?Окошки не прорублены,Стеколышки не вставлены,Ни печи, ни скамьи!Пуховой нет перинушки…Ой, жестко будет Демушке.Ой, страшно будет спать!..«Уйди!..» — вдруг закричала я,Увидела я дедушку:В очках, с раскрытой книгоюСтоял он перед гробиком,Над Демою читал.Я старика столетнегоЗвала клейменым, каторжным.Гневна, грозна, кричала я:«Уйди! убил ты Демушку!Будь проклят ты… уйди!..»    Старик ни с места. Крестится.Читает… Уходилась я,Тут дедко подошел:— Зимой тебе, Матренушка,Я жизнь свою рассказывал.Да рассказал не все:Леса у нас угрюмые,Озера нелюдимые,Народ у нас дикарь.Суровы наши промыслы:Дави тетерю петлею,Медведя режь рогатиной,Сплошаешь — сам пропал!А господин ШалашниковС своей воинской силою?А немец-душегуб?Потом острог да каторга…Окаменел я, внученька,Лютее зверя был.Сто лет зима бессменнаяСтояла. Растопил ееТвой Дема-богатырь!Однажды я качал его,Вдруг улыбнулся Демушка…И я ему в ответ!Со мною чудо сталося:Третьеводни прицелилсяЯ в белку: на сукуКачалась белка… лапочкой,Как кошка, умывалася…Не выпалил: живи!Брожу по рощам, по лугу,Любуюсь каждым цветиком.Иду домой, опятьСмеюсь, играю с Демушкой…Бог видит, как я милогоМладенца полюбил!И я же, по грехам моим,Сгубил дитя невинное…Кори, казни меня!А с богом спорить нечего,Стань! помолись за Демушку!Бог знает, что творит:Сладка ли жизнь крестьянина? —И долго, долго дедушкаО горькой доле пахаряС тоскою говорил…Случись купцы московские,Вельможи государевы,Сам царь случись: не надо быЛаднее говорить!— Теперь в раю твой Демушка,Легко ему, светло ему… —Заплакал старый дед.«Я не ропщу, — сказала я, —Что бог прибрал младенчика,А больно то, зачем ониРугалися над ним?Зачем, как черны вороны,На части тело белоеТерзали?.. НеужлиНи бог, ни царь не вступится?..»— Высоко бог, далеко царь… —«Нужды нет: я дойду!»— Ах! что ты? что ты, внученька?..Терпи, многокручинная!Терпи, многострадальная!Нам правды не найти —.«Да почему же, дедушка?»— Ты — крепостная женщина! —Савельюшка сказал.    Я долго, горько думала…Гром грянул, окна дрогнули,И я вздрогнула… К гробикуПодвел меня старик:— Молись, чтоб к лику ангеловГосподь причислил Демушку! —И дал мне в руки дедушкаГорящую свечу.Всю ночь до свету белогоМолилась я, а дедушкаПротяжным, ровным голосомНад Демою читал…

—

1 Взято почти буквально из народного причитания.

к оглавлению ↑

Глава VВолчица

Уж двадцать лет, как ДемушкаДерновым одеялечкомПрикрыт, — все жаль сердечного!Молюсь о нем, в рот яблокаДо Спаса не беру. 1Не скоро я оправилась.Ни с кем не говорила я,А старика СавелияЯ видеть не могла.Работать не работала.Надумал свекор-батюшкаВожжами поучить,Так я ему ответила:«Убей!» Я в ноги кланялась:«Убей! один конец!»Повесил вожжи батюшка.На Деминой могилочкеЯ день и ночь жила.Платочком обметала яМогилку, чтобы травушкойСкорее поросла,Молилась за покойничка,Тужила по родителям:Забыли дочь свою!Собак моих боитеся?Семьи моей стыдитеся?«Ах, нет, родная, нет!Собак твоих не боязно,Семьи твоей не совестно,А ехать сорок верстСвои беды рассказывать.Твои беды выспрашивать —Жаль бурушку гонять!Давно бы мы приехали,Да ту мы думу думали:Приедем-ты расплачешься,Уедем — заревешь!»    Пришла зима: кручиноюЯ с мужем поделилася,В Савельевой пристроечкеТужили мы вдвоем. —«Что ж, умер, что ли, дедушка?»— Нет. Он в своей каморочкеШесть дней лежал безвыходно.Потом ушел в леса.Так пел, так плакал дедушка,Что лес стонал! А осеньюУшел на покаяниеВ Песочный монастырь.    У батюшки, у матушкиС Филиппом побывала я.За дело принялась.Три года, так считаю я,Неделя за неделею.Одним порядком шли.Что год, то дети: некогдаНи думать, ни печалиться,Дай бог с работой справитьсяДа лоб перекрестить.Поешь — когда останетсяОт старших да от деточек,Уснешь — когда больна…А на четвертый новоеПодкралось горе лютое —К кому оно привяжется,До смерти не избыть!

Впереди летит — ясным соколом,Позади летит — черным вороном,Впереди летит — не укатится,Позади летит — не останется…

Лишилась я родителей…Слыхали ночи темные,Слыхали ветры буйныеСиротскую печаль,А вам нет нужды сказывать…На Демину могилочкуПоплакать я пошла.Гляжу: могилка прибрана,На деревянном крестикеСкладная золоченаяИкона. Перед нейЯ старца распростертогоУвидела. «Савельюшка!Откуда ты взялся?»— Пришел я из Песочного…Молюсь за Дему бедного,За все страдное русскоеКрестьянство я молюсь!Еще молюсь (не образуТеперь Савелий кланялся),Чтоб сердце гневной материСмягчил господь… Прости! —«Давно простила, дедушка!»Вздохнул Савелий… — Внученька!А внученька! — «Что, дедушка?»— По-прежнему взгляни! —Взглянула я по-прежнему.Савельюшка засматривалМне в очи; спину старуюПытался разогнуть.Совсем стал белый дедушка.Я обняла старинушку,И долго у крестаСидели мы и плакали.Я деду горе новоеПоведала свое…Недолго прожил дедушка.По осени у старогоКакая-то глубокаяНа шее рана сделалась,Он трудно умирал:Сто дней не ел; хирел да сох,Сам над собой подтрунивал:— Не правда ли, Матренушка,На комара корёжскогоКостлявый я похож? —То добрый был, сговорчивый,То злился, привередничал,Пугал нас: — Не паши,Не сей, крестьянин! СгорбившисьЗа пряжей, эа полотнами,Крестьянка, не сиди!Как вы ни бейтесь, глупые.Что на роду написано,Того не миновать!Мужчинам три дороженьки:Кабак, острог да каторга.А бабам на РусиТри петли: шелку белого,Вторая — шелку красного,А третья — шелку черного,Любую выбирай!..В любую полезай… —Так засмеялся дедушка,Что все в каморке вздрогнули, —И к ночи умер он.Как приказал — исполнили:Зарыли рядом с Демою…Он жил сто семь годов.Четыре года тихие,Как близнецы похожие.Прошли потом… ВсемуЯ покорилась: перваяС постели Тимофеевна.Последняя — в постель;За всех, про всех работаю, —С свекрови, с свекра пьяного,С золовушки бракованной 2Снимаю сапоги…Лишь деточек не трогайте!За них горой стояла я…Случилось, молодцы,Зашла к нам богомолочка;Сладкоречивой странницыЗаслушивались мы;Спасаться, жить по-божескиУчила нас угодница,По праздникам к заутрениБудила… а потомПотребовала странница,Чтоб грудью не кормили мыДетей по постным дням.Село переполошилось!Голодные младенчикиПо середам, по пятницамКричат! Иная матьСама над сыном плачущимСлезами заливается:И бога-то ей боязно,И дитятка-то жаль!Я только не послушалась,Судила я по-своему:Коли терпеть, так матери,Я перед богом грешница,А не дитя мое!    Да, видно, бог прогневался.Как восемь лет исполнилосьСыночку моему,В подпаски свекор сдал его.Однажды жду Федотушку —Скотина уж пригналася, —На улицу иду.Там видимо-невидимоНароду! Я прислушаласьИ бросилась в толпу.

Гляжу, Федота бледногоСилантий держит за ухо.«Что держишь ты его?»— Посечь хотим маненичко:Овечками прикармливатьНадумал он волков! —Я вырвала Федотушку,Да с ног Силантья-старостуИ сбила невзначай.Случилось дело дивное:Пастух ушел; ФедотушкаПри стаде был один.«Сижу я, — так рассказывалСынок мой, — на пригорочке,Откуда ни возьмисьВолчица преогромнаяИ хвать овечку Марьину!Пустился я за ней,Кричу, кнутищем хлопаю,Свищу, Валетку уськаю…Я бегать молодец,Да где бы окаяннуюНагнать, кабы не щенная:У ней сосцы волочились,Кровавым следом, матушка.За нею я гнался!

    Пошла потише серая,Идет, идет — оглянется,А я как припущу!И села… Я кнутом ее:„Отдай овцу, проклятая!“Не отдает, сидит…Я не сробел: „Так вырву же.Хоть умереть!..“ И бросился.И вырвал… Ничего —Не укусила серая!Сама едва живехонька.Зубами только щелкаетДа дышит тяжело.Под ней река кровавая,Сосцы травой изрезаны,Все ребра на счету.Глядит, поднявши голову,Мне в очи… и завыла вдруг!Завыла, как заплакала.Пощупал я овцу:Овца была уж мертвая…Волчица так ли жалобноГлядела, выла… Матушка!Я бросил ей овцу!..»    Так вот что с парнем сталося.Пришел в село да, глупенький,Все сам и рассказал,За то и сечь надумали.Да благо подоспела я…Силантий осерчал,Кричит: «Чего толкаешься?Самой под розги хочется?»А Марья, та свое:«Дай, пусть проучат глупого!»И рвет из рук Федотушку,Федот как лист дрожит.    Трубят рога охотничьи,Помещик возвращаетсяС охоты. Я к нему:«Не выдай! Будь заступником!»— В чем дело? — Кликнул старостуИ мигом порешил:— Подпаска малолетнегоПо младости, по глупостиПростить… а бабу дерзкуюПримерно наказать! —«Ай, барин!» Я подпрыгнула:«Освободил Федотушку!Иди домой, Федот!»— Исполним поведенное! —Сказал мирянам староста. —Эй! погоди плясать! —Соседка тут подсунулась:    «А ты бы в ноги старосте…»    «Иди домой, Федот!»    Я мальчика погладила:«Смотри, коли оглянешься.Я осержусь… Иди!»Из песни слово выкинуть,Так песня вся нарушитсяЛегла я, молодцы…    В Федотову каморочку,Как кошка, я прокралася:Спит мальчик, бредит, мечется;Одна ручонка свесилась,Другая на глазуЛежит, в кулак зажатая:«Ты плакал, что ли, бедненький?Спи. Ничего. Я тут!»Тужила я по Демушке,Как им была беременна, —Слабенек родился,Однако вышел умница:На фабрике АлфероваТрубу такую вывелиС родителем, что страсть!Всю ночь над ним сидела я,Я пастушка любезногоДо солнца подняла,Сама обула в лапотки,Перекрестила; шапочку,Рожок и кнут дала.Проснулась вся семеюшка,Да я не показалась ей,На пожню не пошла.    Я пошла на речку быструю,Избрала я место тихоеУ ракитова куста.Села я на серый камушек,Подперла рукой головушку,Зарыдала, сирота!    Громко я звала родителя:Ты приди, заступник батюшка!Посмотри на дочь любимую…Понапрасну я звала.

Нет великой оборонушки!Рано гостья бесподсудная.Бесплемянная, безродная,Смерть родного унесла!    Громко кликала я матушку.Отзывались ветры буйные,Откликались горы дальние,А родная не пришла!День денна моя печальница,В ночь — ночная богомолица!Никогда тебя, желанная,Не увижу я теперь!Ты ушла в бесповоротную,Незнакомую дороженьку,Куда ветер не доносится,Не дорыскивает зверь…    Нет великой оборонушки!Кабы знали вы да ведали,На кого вы дочь покинули,Что без вас я выношу?Ночь — слезами обливаюся,День — как травка пристилаюся…Я потупленную голову,Сердце гневное ношу!..

1  Примета: если мать умершего младенца станет есть яблоки до Спаса (когда они поспевают), то бог, в наказание, не даст на том свете ее умершему младенцу «яблочка поиграть».

2  Если младшая сестра выйдет замуж ранее старшей, то последняя называется бракованной.

к оглавлению ↑

Глава VIТрудный год

В тот год необычайнаяЗвезда играла на небе;Одни судили так:Господь по небу шествует,И ангелы егоМетут метлою огненной  1Перед стопами божьимиВ небесном поле путь;Другие то же думали,Да только на антихриста,И чуяли беду.Сбылось: пришла бесхлебица!Брат брату не уламывалКуска! Был страшный год…Волчицу ту ФедотовуЯ вспомнила — голодную,Похожа с ребятишкамиЯ на нее была!Да тут еще свекровушкаПриметой прислужилася.Соседкам наплела,Что я беду накликала,А чем? Рубаху чистуюНадела в Рождество. 2За мужем, за заступником,Я дешево отделалась;А женщину однуНикак за то же самоеУбили насмерть кольями.С голодным не шути!..Одной бедой не кончилось:Чуть справились с бесхлебицей —Рекрутчина пришла.Да я не беспокоилась:Уж за семью ФилипповуВ солдаты брат ушел.Сижу одна, работаю.И муж и оба деверяУехали с утра;На сходку свекор-батюшкаОтправился, а женщиныК соседкам разбрелись.Мне крепко нездоровилось,Была я ЛиодорушкойБеременна: последниеДохаживала дни.Управившись с ребятами,В большой избе под шубоюНа печку я легла.Вернулись бабы к вечеру,Нет только свекра-батюшки,Ждут ужинать его.Пришел: «Ох-ох! умаялся,А дело не поправилось,Пропали мы, жена!Где видано, где слыхано:Давно ли взяли старшего,Теперь меньшого дай!Я по годам высчитывал,Я миру в ноги кланялся,Да мир у нас какой?Просил бурмистра: божится,Что жаль, да делать нечего!И писаря просил,Да правды из мошенникаИ топором не вырубишь,Что тени из стены!Задарен… все задарены…Сказать бы губернатору,Так он бы задал им!Всего и попросить-то бы,Чтоб он по нашей волостиОчередные росписиПоверить повелел.Да сунься-ка!..» ЗаплакалиСвекровушка, золовушка,А я… То было холодно,Теперь огнем горю!Горю… Бог весть что думаю…Не дума… бред… ГолодныеСтоят сиротки-деточкиПередо мной… НеласковоГлядит на них семья,Они в дому шумливые,На улице драчливые.Обжоры за столом…И стали их пощипывать,В головку поколачивать…Молчи, солдатка-мать!Теперь уж я не дольщицаУчастку деревенскому.Хоромному строеньицу.Одеже и скоту.Теперь одно богачество:Три озера наплаканоГорючих слез, засеяноТри полосы бедой!Теперь, как виноватая,Стою перед соседями:Простите! я былаСпесива, непоклончива.Не чаяла я, глупая,Остаться сиротой…Простите, люди добрые,Учите уму-разуму,Как жить самой? Как деточекПоить, кормить, растить?..Послала деток по миру:Просите, детки, ласкою.Не смейте воровать!А дети в слезы: «Холодно!На нас одежа рваная.С крылечка на крылечко-тоУстанем мы ступать,Под окнами натопчемся.Иззябнем… У богатогоНам боязно просить,«Бог даст!» — ответят бедные…Ни с чем домой воротимся —Ты станешь нас бранить!..»Собрала ужин; матушкуЗову, золовок, деверя,Сама стою голоднаяУ двери, как раба.Свекровь кричит: «Лукавая!В постель скорей торопишься?А деверь говорит:«Не много ты работала!Весь день за деревиночкойСтояла: дожидалася,Как солнышко зайдет!»Получше нарядилась я,Пошла я в церковь божию,Смех слышу за собой!Хорошо не одевайся,Добела не умывайся,У соседок очи зорки,Востры языки!

Ходи улицей потише,Носи голову пониже,Коли весело — не смейся,Не поплачь с тоски!..    Пришла зима бессменная,Поля, луга зеленыеПопрятались под снег.На белом, снежном саванеНи талой нет талиночки —Нет у солдатки-материВо всем миру дружка!С кем думушку подумати?С кем словом перемолвиться?Как справиться с убожеством?Куда обиду сбыть?В леса — леса повяли бы,В луга — луга сгорели бы!Во быструю реку?Вода бы остоялася!Носи, солдатка бедная,С собой ее по гроб!

Нет мужа, нет заступника!Чу, барабан! СолдатикиИдут… Остановилися…Построились в ряды.«Живей!» Филиппа вывелиНа середину площади:«Эй! перемена первая!» —Шалашников кричит.Упал Филипп: — Помилуйте! —«А ты попробуй! слюбится!Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!Укрепа богатырская,Не розги у меня!..»И тут я с печи спрыгнула,Обулась. Долго слушала, —Все тихо, спит семья!Чуть-чуть я дверью скрипнулаИ вышла. Ночь морозная…Из Домниной избы,Где парни деревенскиеИ девки собиралися,Гремела песня складная.Любимая моя…    На горе стоит елочка,Под горою светелочка,Во светелочке Машенька.Приходил к ней батюшка,Будил ее, побуживал:Ты, Машенька, пойдем домой!Ты, Ефимовна, пойдем домой!    Я нейду и не слушаю:Ночь темна и немесячна,Реки быстры, перевозов нет,Леса темны, караулов нет…    На горе стоит елочка.Под горою светелочка,Во светелочке Машенька.Приходила к ней матушка,Будила, побуживала:Машенька, пойдем домой!Ефимовна, пойдем домой!    Я нейду и не слушаю:Ночь темна и немесячна,Реки быстры, перевозов нет.Леса темны, караулов нет…    На горе стоит елочка,Под горою светелочка,Во светелочке Машенька.Приходил к ней Петр,Петр сударь Петрович,Будил ее, побуживал:Машенька, пойдем домой!Душа Ефимовна, пойдем домой!Я иду, сударь, и слушаю:Ночь светла и месячна.Реки тихи, перевозы есть,Леса темны, караулы есть.

1  Комета.

2  Примета: не надевай чистую рубаху в Рождество: не то жди неурожая. (Есть у Даля.)

к оглавлению ↑

Глава VIIГубернаторша

Почти бегом бежала яЧерез деревню, — чудилось,Что с песней парни гонятсяИ девицы за мной.За Клином огляделась я:Равнина белоснежная,Да небо с ясным месяцем,Да я, да тень моя…Не жутко и не боязноВдруг стало, — словно радостьюТак и взмывало грудь…Спасибо ветру зимнему!Он, как водой студеною,Больную напоил:Обвеял буйну голову,Рассеял думы черные,Рассудок воротил.Упала на колени я:«Открой мне, матерь божия,Чем бога прогневила я?Владычица! во мнеНет косточки неломаной,Нет жилочки нетянутой,Кровинки нет непорченой, —Терплю и не ропщу!Всю силу, богом данную,В работу полагаю я,Всю в деточек любовь!Ты видишь всё, владычица.Ты можешь всё, заступница!Спаси рабу свою!..»    Молиться в ночь морознуюПод звездным небом божиимЛюблю я с той поры.Беда пристигнет — вспомните,И женам посоветуйте:Усердней не помолишьсяНигде и никогда.Чем больше я молилася,Тем легче становилося,И силы прибавлялося,Чем чаще я касаласяДо белой, снежной скатертиГорящей головой…Потом — в дорогу тронулась.Знакомая дороженька!Езжала я по ней.Поедешь ранним вечером,Так утром вместе с солнышкомПоспеешь на базар.Всю ночь я шла, не встретилаЖивой души. Под городомОбозы начались.Высокие, высокиеВозы сенца крестьянского,Жалела я коней:Свои кормы законныеВезут с двора, сердечные,Чтоб после голодать.И так-то все, я думала:Рабочий конь солому ест.А пустопляс — овес!Нужда с кулем тащилася, —Мучица, чай, не лишняя,Да подати не ждут!С посада подгородногоТорговцы-колотырникиБежали к мужикам;Божба, обман, ругательство!    Ударили к заутрени,Как в город я вошла.Ищу соборной площади,Я знала: губернаторскийДворец на площади.Темна, пуста площадочка,Перед дворцом начальникаШагает часовой.    «Скажи, служивый, рано лиНачальник просыпается?»— Не знаю. Ты иди!Нам говорить не велено! —(Дала ему двугривенный). —На то у губернатораОсобый есть швейцар. —    «А где он? как назвать его?»— Макаром Федосеичем…На лестницу поди! —Пошла, да двери заперты.Присела я, задумалась,Уж начало светать.Пришел фонарщик с лестницей,Два тусклые фонарикаНа площади задул.— Эй! что ты тут расселася? —Вскочила, испугалась я:В дверях стоял в халатикеПлешивый человек.Скоренько я целковенькийМакару ФедосеичуС поклоном подала:«Такая есть великаяНужда до губернатора.Хоть умереть — дойти!»— Пускать-то вас не велено,Да… ничего!.. толкнись-ка тыТак… через два часа… —    Ушла. Бреду тихохонько…Стоит из меди кованный.Точь-в-точь Савелий дедушка,Мужик на площади.«Чей памятник?» — Сусанина. —Я перед ним помешкала.На рынок побрела.Там крепко испугалась я.Чего? Вы не поверите,Коли сказать теперь:У поваренка вырвалсяМатерый серый селезень,Стал парень догонять его,А он как закричит!Такой был крик, что за душуХватил — чуть не упала я,Так под ножом кричат!Поймали! шею вытянулИ зашипел с угрозою,Как будто думал повара,Бедняга, испугать.Я прочь бежала, думала:Утихнет серый селезеньПод поварским ножом!    Теперь дворец начальникаС балконом, с башней, с лестницей,Ковром богатым устланной,Весь стал передо мной.На окна поглядела я:Завешаны. «В котором-тоТвоя опочиваленка?Ты сладко ль спишь, желанный мой,Какие видишь сны?..»Сторонкой, не по коврику,Прокралась я в швейцарскую.— Раненько ты, кума! —Опять я испугалася,Макара ФедосеичаЯ не узнала: выбрился,Надел ливрею шитую,Взял в руки булаву,Как не бывало лысины.Смеется. — Что ты вздрогнула? —«Устала я, родной!»— А ты не трусь! Бог милостив!Ты дай еще целковенький,Увидишь — удружу! —Дала еще целковенький.— Пойдем в мою каморочку,Попьешь пока чайку! —Каморочка под лестницей:Кровать да печь железная,Шандал да самовар.В углу лампадка теплится.А по стене картиночки.— Вот он! — сказал Макар. —Его превосходительство! —И щелкнул пальцем бравогоВоенного в звездах.«Да добрый ли?» — спросила я.— Как стих найдет! Сегодня вотЯ тоже добр, а временем —Как пес, бываю зол. —«Скучаешь, видно, дяденька?»— Нет, тут статья особая,Не скука тут — война!И сам, и люди вечеромУйдут, а к ФедосеичуВ каморку враг: поборемся!Борюсь я десять лет.Как выпьешь рюмку лишнюю,Махорки как накуришься,Как эта печь накалитсяДа свечка нагорит —Так тут устой…»                        Я вспомнилаПро богатырство дедово:    «Ты, дядюшка, — сказала я, —Должно быть, богатырь».— Не богатырь я, милая,А силой тот не хвастайся,Кто сна не поборал! —В каморку постучалися.Макар ушел… Сидела я.Ждала, ждала, соскучилась.Приотворила дверь.К крыльцу карету подали.«Сам едет?» — Губернаторша! —Ответил мне МакарИ бросился на лестницу.По лестнице спускаласяВ собольей шубе барыня,Чиновничек при ней.    Не знала я, что делала(Да, видно, надоумилаВладычица!)… Как брошусь яЕй в ноги: «Заступись!Обманом, не по-божескиКормильца и родителяУ деточек берут!»    — Откуда ты, голубушка? —Впопад ли я ответила —Не знаю… Мука смертнаяПод сердце подошла…    Очнулась я, молодчики,В богатой, светлой горнице.Под пологом лежу;Против меня — кормилица,Нарядная, в кокошнике,С ребеночком сидит:    «Чье дитятко, красавица?»— Твое! — Поцаловала яРожоное дитя…    Как в ноги губернаторшеЯ пала, как заплакала,Как стала говорить.Сказалась усталь долгая.Истома непомерная,Упередилось времечко —Пришла моя пора!Спасибо губернаторше,Елене Александровне,Я столько благодарна ей,Как матери родной!Сама крестила мальчикаИ имя Лиодорушка —Младенцу избрала… —«А что же с мужем сталося?»— Послали в Клин нарочного,Всю истину доведали, —Филиппушку спасли.Елена АлександровнаКо мне его, голубчика,Сама — дай бог ей счастие!За ручку подвела.Добра была, умна была,Красивая, здоровая.А деток не дал бог!Пока у ней гостила я,Всё время с ЛиодорушкойНосилась, как с родным.    Весна уж начиналася,Березка распускалася,Как мы домой пошли…Хорошо, светлоВ мире божием!Хорошо, легко,Ясно на́ сердце.

    Мы идем, идем —Остановимся,На леса, лугаПолюбуемся.ПолюбуемсяДа послушаем,Как шумят-бегутВоды вешние.Как поет-звенитЖавороночек!Мы стоим, глядим…Очи встретятся —Усмехнемся мы.Усмехнется намЛиодорушка.    А увидим мыСтарца нищего —Подадим емуМы копеечку:«Не за нас молись, —Скажем старому, —Ты молись, старик,За Еленушку,За красавицуАлександровну!»А увидим мыЦерковь божию —Перед церковьюДолго крестимся:«Дай ей, господи,Радость-счастие.Доброй душенькеАлександровне!»Зеленеет лес,Зеленеет луг,Где низиночка —Там и зеркало!Хорошо, светлоВ мире божием,Хорошо, легко,Ясно на́ сердце.По водам плывуБелым лебедем,По степям бегуПерепелочкой.    Прилетела в домСизым голубем…Поклонился мнеСвекор-батюшка,ПоклониласяМать-свекровушка,Деверья, зятьяПоклонилися,Поклонилися,Повинилися!Вы садитесь-ка,Вы не кланяйтесь,Вы послушайте.Что скажу я вам:Тому кланяться,Кто сильней меня, —Кто добрей меня,Тому славу петь.Кому славу петь?Губернаторше!Доброй душенькеАлександровне! —

к оглавлению ↑

Глава VIIIБабья притча

Замолкла Тимофеевна.Конечно, наши странникиНе пропустили случаяЗа здравье губернаторшиПо чарке осушить.И, видя, что хозяюшкаКо стогу приклонилася,К ней подошли гуськом:«Что ж дальше?»                        — Сами знаете:Ославили счастливицей,Прозвали губернаторшейМатрену с той поры…Что дальше? Домом правлю я,Рощу детей… На радость ли?Вам тоже надо знать.Пять сыновей! КрестьянскиеПорядки нескончаемы, —Уж взяли одного! —Красивыми ресницамиМоргнула Тимофеевна,Поспешно приклониласяКо стогу головой.Крестьяне мялись, мешкали.Шептались. «Ну, хозяюшка!Что скажешь нам еще?»— А то, что вы затеялиНе дело — между бабамиСчастливую искать!.. —«Да всё ли рассказала ты?»— Чего же вам еще?Не то ли вам рассказывать,Что дважды погорели мы,Что бог сибирской язвоюНас трижды посетил?Потуги лошадиныеНесли мы; погуляла я,Как мерин, в бороне!..Ногами я не топтана,Веревками не вязана,Иголками не — колота…Чего же вам еще?Сулилась душу выложить,Да, видно, не сумела я, —Простите, молодцы!Не горы с места сдвинулись,Упали на головушку,Не бог стрелой громовоюВо гневе грудь пронзил,По мне — тиха, невидима —Прошла гроза душевная,Покажешь ли ее?По матери поруганной,Как по змее растоптанной,Кровь первенца прошла,По мне обиды смертныеПрошли неотплаченные.И плеть по мне прошла!Я только не отведала —Спасибо! умер Ситников —Стыда неискупимого,Последнего стыда!А вы — за счастьем сунулись!Обидно, молодцы!Идите вы к чиновнику,К вельможному боярину,Идите вы к царю,А женщин вы не трогайте, —Вот бог! ни с чем проходитеДо гробовой доски!К нам на ночь попросиласяОдна старушка божия:Вся жизнь убогой старицы —Убийство плоти, пост;У гроба ИисусоваМолилась, на АфонскиеВсходила высоты,В Иордань-реке купалася…И та святая старицаРассказывала мне:«Ключи от счастья женского,От нашей вольной волюшкиЗаброшены, потеряныУ бога самого!Отцы-пустынножители,И жены непорочные,И книжники-начетчикиИх ищут — не найдут!Пропали! думать надобно,Сглонула рыба их…В веригах, изможденные,Голодные, холодные,Прошли господни ратникиПустыни, города, —И у волхвов выспрашиватьИ по звездам высчитыватьПытались — нет ключей!Весь божий мир изведали,В горах, в подземных пропастяхИскали… НаконецНашли ключи сподвижники!Ключи неоценимые,А всё — не те ключи!Пришлись они — великоеИзбранным людям божиимТо было торжество, —Пришлись к рабам-невольникам:Темницы растворилися,По миру вздох прошел,Такой ли громкий, радостный!..А к нашей женской волюшкеВсё нет и нет ключей!Великие сподвижникиИ по сей день стараются —На дно морей спускаются,Под небо подымаются, —Всё нет и нет ключей!Да вряд они и сыщутся…Какою рыбой сглонутыКлючи те заповедные,В каких морях та рыбинаГуляет — бог забыл!..» —

к оглавлению ↑

ЭпилогГриша Добросклонов

I

Беднее захудалогоПоследнего крестьянинаЖил Трифон. Две каморочки:Одна с дымящей печкою,Другая в сажень — летняя,И вся тут недолга;Коровы нет, лошадки нет,Была собака Зудушка,Был кот — и те ушли.Спать уложив родителя,Взялся за книгу Саввушка.А Грише не сиделося.Ушел в поля, в луга.У Гриши — кость широкая,Но сильно исхудалоеЛицо — их недокармливалХапуга-эконом.Григорий в семинарииВ час ночи просыпаетсяИ уж потом до солнышкаНе спит — ждет жадно ситника,Который выдавался имСо сбитнем по утрам.Как ни бедна вахлачина,Они в ней отъедалися.Спасибо Власу-крестномуИ прочим мужикам!Платили им молодчики.По мере сил, работою,По их делишкам хлопотыСправляли в городу.Дьячок хвалился детками.А чем они питаются —И думать позабыл.Он сам был вечно голоден,Весь тратился на поиски.Где выпить, где поесть.И был он нрава легкого,А будь иного, вряд ли быИ дожил до седин.Его хозяйка ДомнушкаБыла куда заботлива,Зато и долговечностиБог не дал ей. ПокойницаВсю жизнь о соли думала:Нет хлеба — у кого-нибудьПопросит, а за сольДать надо деньги чистые,А их по всей вахлачине,Сгоняемой на барщину.По году гроша не было!Вахлак тянул «Голодную»И без соли — приправленныйКорою — хлеб жевал.И то уж благо: с ДомноюДелился им; младенцамиДавно в земле истлели быЕе родные деточки,Не будь рука вахлацкаяЩедра, чем бог послал.Батрачка безответнаяНа каждого, кто чем-нибудьПомог ей в черный день,Всю жизнь о соли думала,О соли пела Домнушка —Стирала ли, косила ли,Баюкала ли Гришеньку,Любимого сынка.Как сжалось сердце мальчика,Когда крестьянки вспомнилиИ спели песню Домнину(Прозвал ее «Соленою»Находчивый вахлак).

СОЛЕНАЯ

Никто как бог!Не ест, не пьетМеньшой сынок,Гляди — умрет!Дала кусок,Дала другой —Не ест, кричит:«Посыпь сольцой!»А соли нет,Хоть бы щепоть!«Посыпь мукой», —Шепнул господь.Раз-два куснул,Скривил роток.«Соли еще!» —Кричит сынок.Опять мукой…А на кусокСлеза рекой!Поел сынок!Хвалилась мать —Сынка спасла…Знать, солонаСлеза была!..

Запомнил Гриша песенкуИ голосом молитвеннымТихонько в семинарии,Где было темно, холодно,Угрюмо, строго, голодно,Певал — тужил о матушкеИ обо всей вахлачине,Кормилице своей.И скоро в сердце мальчикаС любовью к бедной материЛюбовь ко всей вахлачинеСлилась, — и лет пятнадцатиГригорий твердо знал уже,Кому отдаст всю жизнь своюИ за кого умрет.Довольно демон яростиЛетал с мечом карающимНад русскою землей.Довольно рабство тяжкоеОдни пути лукавыеОткрытыми, влекущимиДержало на Руси!Над Русью оживающейСвятая песня слышится:То ангел милосердия,Незримо пролетающийНад нею, души сильныеЗовет на честный путь.

Средь мира дольнегоДля сердца вольного    Есть два пути.Взвесь силу гордую.Взвесь волю твердую:    Каким идти?Одна просторная —Дорога торная,    Страстей раба,По ней громадная,К соблазну жадная    Идет толпа.О жизни искренней,О цели выспренней    Там мысль смешна.Кипит там вечная.Бесчеловечная    Вражда-войнаЗа блага бренные…Там души пленные    Полны греха.На вид блестящая,Там жизнь мертвящая    К добру глуха.Другая — теснаяДорога, честная,    По ней идутЛишь души сильные,Любвеобильные,    На бой, на трудЗа обойденного.За угнетенного —    Умножь их круг,Иди к униженным,Иди к обиженным —    И будь им друг!

И ангел милосердияНедаром песнь призывнуюПоет — ей внемлют чистые, —Немало Русь уж выслалаСынов своих, отмеченныхПечатью дара божьего.На честные пути,Немало их оплакала(Увы! Звездой падучеюПроносятся они!).Как ни темна вахлачина.Как ни забита барщинойИ рабством — и она,Благословясь, поставилаВ Григорье ДобросклоновеТакого посланца…Ему судьба готовила.

к оглавлению ↑

II

Григорий шел задумчивоСперва большой дорогою(Старинная: с высокимиКурчавыми березами,Прямая, как стрела).Ему то было весело,То грустно. ВозбужденнаяВахлацкою пирушкою,В нем сильно мысль работалаИ в песне излилась:

В минуты унынья, о родина-мать!Я мыслью вперед улетаю.Еще суждено тебе много страдать.Но ты не погибнешь, я знаю.Был гуще невежества мрак над тобой,Удушливей сон непробудный,Была ты глубоко несчастной страной,Подавленной, рабски бессудной.Давно ли народ твой игрушкой служилПозорным страстям господина?Потомок татар, как коня, выводилНа рынок раба-славянина,И русскую деву влекли на позор,Свирепствовал бич без боязни,И ужас народа при слове «набор»Подобен был ужасу казни?Довольно! Окончен с прошедшим расчет,Окончен расчет с господином!Сбирается с силами русский народИ учится быть гражданином.И ношу твою облегчила судьба,Сопутница дней славянина!Еще ты в семействе — раба,Но мать уже вольного сына!..

Сманила Гришу узкая,Извилистая тропочка,Через хлеба бегущая,В широкий луг подкошенныйСпустился он по ней.В лугу траву сушившиеКрестьянки Гришу встретилиЕго любимой песнею.Взгрустнулось крепко юношеПо матери-страдалице,А пуще злость брала,Он в лес ушел. Аукаясь,В лесу, как перепелочкиВо ржи, бродили малыеРебята (а постарше-тоВорочали сенцо).Он с ними кузов рыжиковНабрал. Уж жжется солнышко;Ушел к реке. Купается, —Обугленного городаКартина перед ним:Ни дома уцелевшего,Одна тюрьма спасенная,Недавно побеленная,Как белая коровушкаНа выгоне, стоит.

Начальство там попряталось,А жители под берегом,Как войско, стали лагерем.Всё спит еще, не многиеПроснулись: два подьячие,Придерживая полочкиХалатов, пробираютсяМежду шкафами, стульями,Узлами, экипажамиК палатке-кабаку.Туда ж портняга скорченныйАршин, утюг и ножницыНесет — как лист дрожит.Восстав от сна с молитвою,Причесывает головуИ держит на отлет,Как девка, косу длиннуюВысокий и осанистыйПротоерей Стефан.По сонной Волге медленноПлоты с дровами тянутся.Стоят под правым берегомТри барки нагруженные:Вчера бурлаки с песнямиСюда их привели.А вот и он — измученныйБурлак! походкой праздничнойИдет, рубаха чистая,В кармане медь звенит.Григорий шел, поглядывалНа бурлака довольного,А с губ слова срывалисяТо шепотом, то громкие.Григорий думал вслух:

БУРЛАК

Плечами, грудью и спинойТянул он барку бечевой,Полдневный зной его палил,И пот с него ручьями лил.И падал он, и вновь вставал,Хрипя, «Дубинушку» стонал;До места барку дотянулИ богатырским сном уснул,И, в бане смыв поутру пот,Беспечно пристанью идет.Зашиты в пояс три рубля.Остатком — медью — шевеля,Подумал миг, зашел в кабакИ молча кинул на верстакТрудом добытые грошиИ, выпив, крякнул от души,Перекрестил на церковь грудь.Пора и в путь! пора и в путь!Он бодро шел, жевал калач,В подарок нес жене кумач.Сестре платок, а для детейВ сусальном золоте коней.Он шел домой — неблизкий путь,Дай бог дойти и отдохнуть!

С бурлака мысли ГришиныКо всей Руси загадочной,К народу перешли.(В те времена хорошиеВ России дома не было,Ни школы, где бы не спорилиО русском мужике.)Ему всё разом вспомнилось,Что видывал, что слыхивал.Живя с народом, сам.Что думывал, что читывал,Всё — даже и учителя,Отца Аполлинария,Недавние слова:«Издревле Русь спасаласяНародными порывами».(Народ с Ильею МуромцемСравнил ученый поп.)И долго Гриша берегомБродил, волнуясь, думая,Покуда песней новоюНе утолил натруженной.Горящей головы.

РУСЬ

Ты и убогая,Ты и обильная,Ты и могучая,Ты и бессильная,Матушка-Русь!В рабстве спасенноеСердце свободное —Золото, золотоСердце народное!Сила народная,Сила могучая —Совесть спокойная,Правда живучая!Сила с неправдоюНе уживается,Жертва неправдоюНе вызывается, —Русь не шелохнется,Русь — как убитая!А загорелась в нейИскра сокрытая, —Встали — небужены,Вышли — непрошены,Жита по зернушкуГоры наношены!Рать подымается —Неисчислимая!Сила в ней скажетсяНесокрушимая!Ты и убогая,Ты и обильная,Ты и забитая,Ты и всесильная,Матушка-Русь!..

III

«Удалась мне песенка! — молвил Гриша, прыгая. —Горячо сказалася правда в ней великая!Вахлачков я выучу петь ее — не всё же имПеть свою „Голодную“… Помогай, о боже, им!Как с игры да с беганья щеки разгораются,Так с хорошей песенки духом поднимаютсяБедные, забитые…» Прочитав торжественноБрату песню новую (брат сказал: «Божественно!»),Гриша спать попробовал. Спалося, не спалося,Краше прежней песенка в полусне слагалася;Быть бы нашим странникам под родною крышею,Если б знать могли они, что творилось с Гришею.Слышал он в груди своей силы необъятные,Услаждали слух его звуки благодатные,Звуки лучезарные гимна благородного —Пел он воплощение счастия народного!..

(Илл. Бокарева К.)